– Понятно, Адольф Иванович. Мы больше не будем, честное комсомольское!

– Надеюсь! Алена Ивановна заберите посуду. Акт изъятия писать не будем. Они же добровольно отдали.

Они вышли. Алена Ивановна – она держала перед собой коробку с посудой, придавив ее сверху мощной грудью – восторженно воскликнула, почти влюбленно глядя на Адольфа Ивановича:

– Вы, Адольф Иванович… у вас какое-то чутье.

– Это не чутье, Алена Ивановна. Я же не собака какая-нибудь, а разумное существо. Хищения приобрели массовый характер. Я собственными глазами убедился в этом. Сел за дальний столик и стал наблюдать. Время было обеденное. Народу много. От меня в нескольких шагах сидела шумная четверка молодежи. Нет, не эта. Громко разговаривали, смеялись, а когда отобедали, один из студентов открыл портфель, который стоял возле его ног. И сложил туда посуду. Всю, которая была на столе. Мы несем убытки. Конечно, списываем на бой. Но это не выход, согласитесь. Мы не можем завышать эту статья. Это нарушение финансовой дисциплина. Вы умная женщина и знаете, что на всё есть нормативы, которых мы должны строго придерживаться. Как вам известно, виновники могут понести наказание, вплоть до уголовного. Вот такая, милейшая Алена Ивановна, картина, которую мы имеем.

– Отберем! Все тумбочки прошерстим, Адольф Иванович! Да мы им покажем!

Она хотела погрозить кулаком, но вспомнила, что в руках у нее коробка. На лице Адольфа Ивановича никаких эмоций.

– Если только отбирать, то тогда у нас ни на что иное не останется время. Но дело даже не в этом. Нужен комплекс мер.

Через несколько дней в столовой появились плакаты, написанные яркой гуашью на полосах ватмана. Плакаты висели в холле, в раздевалке, в буфете и в зале столовой.

«Красть посуду из столовой может только нездоровый».

«Если ты украл стакан, значит, ты большой болван».

«Тарелки, вилки, ложки к себе в портфель не ложь ты!»

«Если ты украл посуду, презирать тебя я буду».

Над плакатами смеялись и придумывали свои. Студентам, как известно, палец в рот не клади.

«Украл вилку, сэкономил на бутылку».

«Больше не буду воровать посуду».

«Посуда принадлежит всем и каждому».

Стаканы и тарелки бились не только в столовой, но и в общежитии, особенно после стипендии и праздников. Поэтому наиболее дальновидные держали под рукой запас. Ложки и вилки элементарно терялись. Кто-то брал. Поэтому тоже требовали пополнения.

Если Адольф Иванович за что-то брался, то уже не отступал. Это только фамилия с именем ему достались немецкие. Но характер был русский. А русские не отступают. Столовские работники несколько дней трудились сверхурочно. Это было что-то вроде коммунистических вечерников. Маркировали масляной краской посуду. Кривая краж резко поползла вниз, дошла почти до нуля, остановилась, задумалась и стала ползти вверх. Не очень быстрыми темпами, но вверх. Нововведение не помогло. Студенты соскабливали краску. Конечно, лишние хлопоты, но на что не пойдешь, когда в стипендию не заложена статья на покупку посуды. А кушают студенты не только в столовой, но и в общежитии. А некоторые в основном в общежитии.

На ложках и вилках стали выцарапывать букву С. Столовские работники матерились, потому что сверхурочных им не выплачивали. Но не выполнить приказа Адольфа Ивановича они не могли. Ни у кого даже в мыслях такого не было. Хотя Адольф Иванович был мягок в общении.

Как быть с тарелками и стаканами? Адольф Иванович долго ломал голову, но ничего придумать не мог. Для него это было невыносимо. Из любой ситуации он находил выход.

Как-то он обедал в столовой. Тарелка оказалась с щербинкой. Как будто кто-то грыз край. Он пообедал, собрал коллектив и поделился идеей. Его выслушали молча.