Дела по кулакам должны были «в срочном порядке» заканчиваться следствием и рассматриваться созданными при ПП ОГПУ тройками, состав которых (с представителями региональных комитетов ВКП(б) и прокуратуры) утверждался Коллегией ОГПУ.

Политика раскулачивания не имела всеобщей поддержки и вызывала сопротивление крестьянского населения. Для власти крепкий хозяин был потенциально опасным «контрреволюционным антисоветским элементом», а для трудового крестьянства – чаще всего уважаемым односельчанином. Однако ликвидация кулацких хозяйств позволяла советскому государству осуществлять социалистическую реконструкцию сельского хозяйства в том числе сплошную коллективизацию и решать различные хозяйственно-политические задачи (проведение сева и уборки, взыскание налоговых платежей и т. д.)[65].

Практическая реализация кампании по ликвидации кулачества, добиваясь основной цели, сопровождалась произволом и отступлением от правовых предписаний. При этом арестам, высылкам и конфискациям имущества нередко подвергались неугодные середняки и даже малоимущие крестьяне.

Фраза «у нас здесь нет кулаков» была слышна по всей деревне, поскольку каждый крестьянин знал: необязательно быть зажиточным хозяином, чтобы попасть в число неблагонадежных граждан[66].

Неизвестный художник «Кулак наш злейший враг – нет места ему в совете». 1930

Так говорили и в родной для Ивана Дмитриевича Старшининова д. Желватовка Михайловского района Московской области (до 1924 г. деревня относилась к Михайловскому уезду Рязанской губернии; ныне деревни не существует, а Михайловский район входит в состав Рязанской области).

Родился в 1879 г. в крестьянской семье Тимошиных. Грамоте учился самостоятельно. Занимался сельским хозяйством и по найму плотницким делом.

Его дед был волостным старшиной, поэтому Ивана Дмитриевича называли «старшинин». В революцию из-за того, что большинство жителей деревни носили фамилию Тимошины, решил сменить ее на свое старое прозвище. Таким образом, стал именоваться Старшинин или Старшининов.

В царской России совместно с братом они осваивали шесть десятин своей земли и еще столько же арендованной. В их хозяйстве имелись деревянная и каменная избы, амбар, рига[67], плуг, борона, по две лошади и коровы, шесть овец и поросенок. В 1917 г. оба воевали на фронте, а по возвращении домой разделили между собой нажитое и купили в общее пользование косилку.

К концу 1920-х годов Иван Дмитриевич владел деревянным домом с сенями и двором, амбаром, ригой, конюшней, двумя лошадьми, коровой с теленком, пятью овцами, а также девятью десятинами надельной и полутора десятинами арендованной земли, которую обрабатывал плугом, бороной, веялкой и косилкой.

За 19 лет, с 1902 по 1921 г., у него с женой родилось шестеро детей. К началу 1930-х годов старший сын обзавелся своим хозяйством, другой сын поступил на службу в Красную армию, а старшая дочь отправилась работать на завод в столицу.

Сам Старшининов сельским хозяйством стал заниматься меньше. Этому способствовало принуждение сдать орудия производства в сельсовет. Однако неиссякаемая энергия, активная жизненная позиция, сносное владение письмом и огромный авторитет среди односельчан не оставили Ивана Дмитриевича без трудовой деятельности.

В 1931 г. Старшининов избран председателем группы содействия прокуратуре[68]. Его величали не иначе как «сельский прокурор» и приглашали участвовать в обсуждениях текущих проблем деревни не только на общем собрании жителей, но и на пленуме сельсовета, членом которого он не являлся.

Группы содействия прокуратуре, функционировавшие как общественные органы с 1931 г., занимали особое место в работе местных Советов по обеспечению революционной (социалистической) законности. Позднее, в сентябре 1932 г., Коллегией Наркомата юстиции РСФСР принято Положение о группах содействия прокуратуре