Секретными телеграммами И. В. Сталина от 27 января и 14 февраля 1939 г.[41] секретарям обкомов, крайкомов и ЦК нацкомпартий было указано ознакомить с содержанием шифртелеграммы ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 г. о методах следствия местных прокурорских работников, осуществлявших надзор за следствием в органах НКВД, а также председателей областных, краевых и республиканских судов.

Применение сотрудниками НКВД физического воздействия носило распространенный характер и не рассматривалось в качестве исключения. Оно использовалось как с целью добиться нужных показаний допрашиваемых лиц, так и для подписания арестованными «признательных» протоколов допросов, содержавших сочиненные самими сотрудниками небылицы об антисоветской преступной деятельности. Такая практика просуществовала вплоть до начала 1950-х годов.

В совершенно секретном письме Министра государственной безопасности СССР на имя И. В. Сталина от 17 июля 1947 г. о практике ведения следствия в органах МГБ[42] сообщалось, что «в отношении арестованных, которые упорно сопротивляются требованиям следствия, ведут себя провокационно и всякими способами стараются затянуть следствие, либо сбить его с правильного пути, применяются строгие меры режима содержания под стражей».

К этим мерам относились: перевод в тюрьму с более жестким режимом, где были сокращены часы сна, ухудшено питание и другие бытовые условия; помещение в одиночную камеру; лишение прогулок, продуктовых передач и права чтения книг; водворение в карцер сроком до двадцати суток. В карцере же имелись лишь привинченный к полу табурет и койка без постельных принадлежностей для шестичасового сна; выдавалось в сутки по триста грамм хлеба и кипяток, а один раз в три дня – горячая пища.

В том же письме министра госбезопасности констатировалось, что «в отношении изобличенных следствием шпионов, диверсантов, террористов и других активных врагов советского народа, которые нагло отказываются выдать своих сообщников и не дают показаний о своей преступной деятельности, органы МГБ, в соответствии с указанием ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 г., применяют меры физического воздействия». Санкцию на это в центре давало руководство МГБ СССР, а на местах – министры государственной безопасности республик, начальников краевых и областных управлений МГБ.

В марте 1953 г. МГБ объединено с МВД СССР, и уже 4 апреля Министром внутренних дел СССР издан совершенно секретный приказ[43] о запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия, а также строгом соблюдении при производстве следствия норм Уголовно-процессуального кодекса.

Отмечалось, что «в следственной работе органов МГБ имели место грубейшие извращения советских законов, аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток – жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер и др. … Такие изуверские «методы допроса» приводили к тому, что многие из невинно арестованных доводились следователями до состояния упадка физических сил, моральной депрессии, а отдельные из них до потери человеческого облика. Пользуясь таким состоянием арестованных, следователи-фальсификаторы подсовывали им заблаговременно сфабрикованные «признания» об антисоветской и шпионско-террористической работе. Подобные порочные методы ведения следствия направляли усилия оперативного состава на ложный путь, а внимание органов государственной безопасности отвлекалось от борьбы с действительными врагами Советского государства».