Ночь прошла. Её волшебство осталось позади, но я старался продлить его с помощью алкоголя. Я вспоминал студенческие годы. Эрл говорил о работе. Ром быстро стал вызывать отвращение, и я ушёл к себе. Мой друг просидел внизу, пока персонал не затеял уборку. Я слышал, как он поднялся по лестнице и долго ворочался за стенкой. Я так и не привёл свои записи в порядок.

А мир уже растворился.

***

«Воскресенье, 29 августа. Итак, вернёмся к распорядку дня. После завтрака начинаются стандартные процедуры – обход пациентов, за который отвечает дежурный врач, посещение лечебных занятий для постояльцев и заполнение отчетностей персоналом. В этом мероприятии участвуют все доктора и медсестры, не занятые в обходе. Гединк превратил этот скучный бюрократический акт в целую церемонию, в ходе которой в течение получаса изо всех кабинетов раздаются лишь бесконечные числа, из звукоусилителей сыплются приказы тех, кто успел завладеть громкоговорителем раньше остальных, печатные машинки превращаются в агрегаты макулатуры, а Гединк торжественно разгуливает по коридорам, кивая направо и налево. Может показаться, что в больнице царит хаос, но это ложное впечатление. Все действия выверены до мельчайших деталей, и внешняя суматоха рождает внутренний порядок в делах. Когда с отчётами покончено, все пьют кофе и принимаются за повседневную работу».

Но в этот день всё было иначе.

В восемь утра ко мне заглянула медсестра Йиваль Броствернэлл и передала приглашение профессора позавтракать на веранде санатория. Выход туда был только через его кабинет, а потому чести разделить с Гединком трапезу удостаивались лишь избранные. Очередь приглашённых была составлена на неделю вперёд, и для меня сделали «известное исключение». Йиваль улыбнулась мне и не спешила уходить, хотя я сделал вид, что встаю и собираюсь одеваться. Она спросила, нужно ли мне чего-нибудь, а потом справилась, хорошо ли я спал. Так я испытал давно забытое, по-настоящему юношеское смущение.

Веранда примыкала к кабинету Гединка и одновременно выходила окнами на пруд в парке и редколесье, за которым открывался потрясающий вид на город. Отсюда были видны лучшие его части – зажиточные предместья и административный квартал. Дымка скрывала и гавань, и путы железной дороги, сковавшей южные районы, и другой берег реки с фабриками и цехами. Собравшиеся за столом долго ждали хозяина.

– Плохо то, что у всех нас разные обычаи на завтрак, а профессор не придаёт этому значения, – сказал мне Томэн, широколицый врач из детского отделения. – Я, например, люблю плотно закусить беконом и гренками, а он выпивает чашку чая с клубничным джемом и долькой лимона, а потом кружится до полудня по палатам. У меня же обед наступает не раньше двух часов. До этого времени на одном кофе не протянешь.

Вскоре к нам присоединились другие. Эвигель, нежная девушка из верхних палат, Орсий, неуклюжий механик и племянник Гединка, два хирурга-близнеца, которые вечно заканчивали друг за другом предложения, Релммиг и его помощница Кори, несколько других врачей. Гединк обошёл всех присутствующих, пожимая руки мужчинам и кланяясь дамам, а потом опустился на соседний со мной стул.

– Как вам спалось? – он улыбнулся и посмотрел мне в глаза. – Я не мог уснуть до полуночи. Надеюсь, ремонт закончится в ближайшие недели и здесь станет намного уютнее.

Последним в комнату зашёл святой отец. Длинная белоснежная ряса его сверкала вышитым золотом. Гединк подмигнул мне.

– А зачем вашему преподобию такие роскошные одежды? – спросил он.

Смущённый отец расплылся в улыбке:

– Сегодня воскресенье. День божий. У нас будет служба, – обратился он ко мне. – Приходите.