Кроме того, теперь я был только пылью в его глазах и глазах его народа. Я больше не был «большим человеком», потому что неслыханно, чтобы белый путешествовал по этой стране только с одним слугой и ел пищу черного человека.

После взятки он расслабился и сказал, что даст мне быков, если я уговорю резидента отменить наложенный на «лована» штраф. В качестве последнего шанса я вытащил лезвие меча и кусок японского шелка. При виде первого, его глаза засияли, и он дрогнул, но в следующий момент его грубое лицо опять приняло выражение равнодушия. «Я не позволю своим людям дать вам быков. Я ухожу», – сказал он и поспешно ушел.

На следующее утро я отправился в Кукаву, но меня ждало разочарование – мой старый друг, шеху (шейх Кукавы), был вызван резидентом в Майфони. Его брат Шеф Суннда, незнакомый мне, замещал шейха. Суннда подарил мне гнилое яйцо страуса, что не помогло мне решить мои трудности, и я немедленно отдал его назад с требованием снабдить меня провизией. Через некоторое время Суннда явился сам, принеся птицу, несколько яиц и кукурузу. Но в этот момент подъехал всадник и вручил ему письмо. Это было самым драматичным совпадением, потому что, сразу по прочтению он приказал своим рабам оставить принесенное и ушел. Такое отношение местной власти ко мне обещала также плохое обращение и со стороны людей. И мои опасения оправдались. На рынке я не мог нанять никого в качестве носильщиков, женщины отказывались молоть кукурузу, которую я купил. Повсюду я обнаружил, следствие распространенного слуха, что я был уже «не англичанин» и «нехороший человек». Это объяснялось рассказами дезертира об ужасах на озере. Никто не доверял мне, и теперь, когда они видели, что я в расстроенном состоянии и разорванной одежде тащусь пешком, покинутый всеми, кроме одного слуги, и нет у меня свиты, которая никогда раньше не насчитывала меньше двадцати человек – не было ли это справедливой причиной проявлять по отношению ко мне враждебность? Если бы я сказал, что все были моими врагами, это было бы не вполне справедливо. Здесь у меня оставался один верный друг, старый шуа, который когда-то, в мои лучшие дни, привел мне теленка, и теперь благородно перед глазами всех на рынке подошел ко мне и потряс мою руку, предлагая отвезти в Каддай сумку с кукурузой, которую я только что купил. Я с радостью принял его предложение, и он привел своего вола к соломенной хижине, где я жил за пределами дворца.

Дружелюбный шуа

Был час молитвы; и все подонкти местного общества, которые не ушли с шеху, собрались вокруг двери мечети. Их сплетни множились, когда они видели, как я сижу у своей хижины со старым шуа и его привязанным к столбу волом. Сначала я относился к ним с легким презрением, но со временем почувствовал, что их разговор становится более угрожающим. В настоящее время они «бросали стрелы» в старого шуа, затем начали угрожать, все громче и сердитей, до тех пор, пока наконец несколько хулиганов не прогнали старика и его вола по улице. Тогда Лоуи, верный и храбрый, решил сражаться, и я с трудом удержал его.

Никогда еще мои перспективы не выглядели более черными, чем в ту ночь, когда я лежал без сна, глядя в небо. Сон, тоже, казалось, совершенно покинули меня, и мой ум упорно трудился, чтобы найти путь избавления от неприятностей, которые подстерегали меня. Ночь была звездной, и ни один звук не мешал неподвижному воздуху, сохраняя приглушенные голоса дворцовых стражников, разговор которых становился все более ленивым, перешел на отдельные редкие фразы, а затем вообще затих, и все погрузилось в глубокое молчание. Ранним утром благотворительность в облике девушки пришла ко мне, принеся свежее молоко и яйца. Я был рад ее видеть. Это был Фатума, бывшая рабыня, которую мой брат освободил от керри-керри, а я вернул ее к родителям в Кукаве несколько месяцев назад.