Я вспоминаю нас с Леркой. Пока она мелкой была, я старалась не драться. Но, когда подросла, регулярно давала ей трёпку! Она постоянно копалась в вещах, портила мне косметичку, вырезала куски из любимых журналов, создавала коллаж. И меня б за такое ругали! Клеить на стену что зря. А Лерке всё сходило с рук. Именно это бесило! Иногда я думала, что будь она старше… И вот! У Ксени с Есеней не меньшие сложности. Последнее время между ними как будто война.

- Чукча! Лыжи нормально одень!

- Обуй! Сама ты чукча, тупая!

- Так, девочки, что за выкрутасы? – возмущается Влад.

- Не хочет, пусть валит домой, я поехала, - Сенька уже навострила нос по ветру. Она и на лыжах катается, и на коньках. Но тут Ксюша падает на бок, не совладав с равновесием. Сенька берётся её поднимать. Влад посылает улыбку. Мол, конфликт исчерпан! Но в этот раз заслуга, увы, не его.

Кататься приятно. Снег сыплет в лицо. Ловлю ртом снежинки. Они холодные только мгновение, а потом растворяются на языке. Сенька с отцом соревнуются, а я догоняю сестру. Для неё, как для художника, эта вылазка в лес имеет совсем иной смысл. Она созерцает природу.

- Малыш, ты устала? – снимаю перчатку и дую на пальцы теплом. Почему-то подушечки мёрзнут. И даже перчатки, трёхслойные с мехом, которые Влад подарил, не спасают. Но я ему не говорю, не хочу огорчать.

- Да не! Так норм вообще-то, - отвечает она, поправляет пушистую шапочку. Вижу, ресницы накрашены. Но терпеливо молчу. Ведь не тенями, подводкой, всего лишь слегка.

- Что у вас с Сенькой случилось? – пытаюсь узнать.

- Да ничего, всё норм.

- Нормально, - поправляю её. Что-то иное, совсем незнакомое в этом обрывистом «норм».

- Ага, - отзывается дочка. Пытаюсь поймать её взгляд, но он ускользает, как будто стыдится меня.

- Ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать? – решаю напомнить. И вижу, что знает! И веки дрожат. Кажется, вот-вот расскажет какую-то важность…

Но из-за угла появляется Влад. И, осыпав нас брызгами снега от лыж, восклицает:

- Девчонки, а что мы стоим? Не спеша, друг за дружкой в лыжню, раз коньковым не можете.

- Всё мы можем! Да, Ксюнь? Давай-ка покажем им класс, – я возвращаю на место перчатку. Готовлюсь подать пример своим прытким «коньком». Слышу, как Ксюха хрустит за спиной.

«Хрусь-хрусь», - как ножом по стеклу. А на сердце какая-то тяжесть. Отчего? То ли дочка таится, то ли Влад что-то прячет в душе. Но с каких это пор в нашей дружной семье стало принято недоговаривать?

С прогулки приходим довольные жизнью. Даже девочки больше не спорят. А щёки пылают с мороза. Я наблюдаю за ними двумя, такими забавными, юными. И всё-таки правда, что от любви появляются очень красивые дети.

Влад, приняв душ, стоит у плиты. Босиком, полуголый, в спортивках. Капельки влаги стекают по крепкой спине. Я не люблю тех мужчин, которые бреют растительность. А таких предостаточно! Уж мне ли не знать? Хотя, до того, как открыла салон, полагала, бритьё – привилегия женщин. Но шугаринг и воск у мужчин нарасхват. Влад утверждает, что даже Мирон «бреет яйца». Якобы так, оголяя свой член, добавляет ему пару лишних см. Но Гордееву это не нужно! Ведь его волосатое тело – моя самая главная страсть. В темноте будто зверя ласкаешь…

Влад варит глинтвейн, самый зимний напиток. Разливает по чашечкам пряный нектар.

- Почему их четыре? – удивляюсь ему.

- Девчонкам плесну по чуть-чуть, - подмигнув, отвечает.

- По чуть-чуть! – добавляю сурово.

Он демонстрирует пальцами норму:

- Для сна.

Двойняшки в пижамах садятся за стол. Аппетит у обеих отменный! Окунают носы в свои чашки. Обе морщатся.

- Ма, это что? – тянет Ксюха.