На пороге она. В кимоно, словно гейша. Его она тоже встречает в халате? Или совсем без одежд?
- Лена? – глядит удивлённо. А взгляд чуть раскосый, отцовская кровь.
- Привет, - говорю, без улыбки.
Яна на шаг отступает:
- Входи!
Сердце стучит ещё громче, когда я вхожу. Теперь очевидно, что эта квартира – подарок от Влада. Этот загадочный «он», о котором она говорила. Который «не знал» о рождении сына. И есть - мой супруг!
Больше всего мне охота вцепиться ей в волосы, сорвать кимоно, отхлестать по щекам. Но я ведь цивильная женщина? Достоинство – это последнее, что я могу потерять.
- Что-то случилось? – пытается Яна, но я терпеливо молчу.
Пуховик, что висит в коридоре, на вешалке, белого цвета. Тот самый, в котором была. Рядом детские вещи. На курточке Бетмен. И шапка, которую носит Максим. Вспоминаю его на руках у Гордеева, и боль, как разряд, вынуждает меня говорить.
- Ты одна? – обвожу взглядом кухню.
- С Максимкой, он спит, - отзывается Яна, - Кофе будешь?
Она предлагает мне стул, а сама направляется к кофемашине. Если судить о квартире по кухне, то уровень выше того, что способна иметь одинокая мать.
- У нас точно такая же кофемашина, - говорю я.
Обернувшись, она улыбается:
- Правда? Ну, надо же! Скажи, удобная?
Вместо ответа киваю. Смотрю на неё и пытаюсь понять. Да, моложе! Кажется, ей 28? А Владу уже 45. Не сказать, чтобы очень красива. Не сказать, чтобы очень стройна. Неужели, всему виной возраст? Или что-то ещё?
- Я на работу в четверг. Два дня расписаны, уже под завязку. Вот что значит, отвлечься! - болтает она, - Максимка уже не сопливится. В среду веду его в сад.
- Владиславович, очень красивое отчество, - эти слова появляются сами собой.
Вижу, как Янка застыла над чашкой. И острые плечи её под халатом дрожат.
- Или Гордеев не дал ему отчество? Полагаю, фамилию точно не дал, – продолжаю своё наступление.
- Нет, - произносит она еле слышно.
- Конспираторы, блин, - усмехаюсь, - И сколько ему?
- Будет пять, - отзывается Яна. Она до сих пор продолжает стоять, отвернувшись спиной. Так проще! Не видеть её выражения. Раскосых, бесстыжих, потерянных глаз.
- Значит, шесть лет? Или дольше? Сколько длится ваш чёртов роман? – рассуждаю я вслух, - Мне только одно непонятно! Зачем ты пришла в мой салон? Это Влад надоумил?
Она напряжённо молчит, а потом выдаёт:
- Влад не знает об этом.
Это имя, его, как признание! Влад. Я хватаюсь за стол, будто мир покачнулся…
- Чего же ещё Влад не знает? – отпускаю небрежный смешок.
У неё вырывается:
- Он ни при чём! Это я виновата. Я просто хотела родить от любимого. Иметь то, что никто не сумеет отнять.
Голос её, такой громкий в начале, угасает в потоке убийственных слов. Я молчу, поражённая тем, как всё просто. Родить… от любимого?
- А ничего, что любимый женат? – говорю не своим, жёстким тоном, - Ничего, что у Влада семья и две дочери?
- Лен, я…, - пытается Яна. Но я не даю ей сказать.
- Ты хотела родить от него? Ты сама отняла его, дрянь! – ощущаю, как слёзы меняют мой тон, добавляют ничтожности, боли. Потому замолкаю, достаточно резко. Что есть мочи давлю на запястье ногтём…
«Не рыдай! Не при ней! Не сейчас! Не позволь этой шлюхе унизить себя».
Яна трясётся и давит гортанные всхлипы. Не в пример мне, она откровенна в своём проявлении чувств. Или это - попытка разжалобить? Если так, то напрасно.
- Я никогда… никогда не просила его о разводе, - сдавленным голосом тянет она, - Мне хватало того, что он был со мной рядом всего лишь один день в неделю. Один.
Сдёрнув с крючка полотенце, она торопливо подносит к лицу.
- Как благородно с твоей стороны, - усмехаюсь язвительно, кажется, силы вернулись ко мне.