Он въезжает во двор. Я держусь в стороне. Очевидно, что цель впереди, и ему наплевать на машины вокруг. Решаюсь свернуть, только выждав. А свернув, понимаю, когда я была в этом месте. Правда, тогда был июнь, и всё было зелено. Вот откуда я знаю про липы! Они же тогда и цвели…
Вспоминаю подъезд и скамейки. На одной из них спал рыжий кот.
- Хорошее место, уютное, - сделала я комплимент.
А про себя горделиво заметила: «Всё это строил мой муж».
- Ага, даже слишком! Никак не привыкну, - ответила Яна, заправила за ухо тёмную прядь, и добавила, - Он подарил.
Влад паркует машину. Я же прячусь под тенью высоток с другой стороны небольшого двора. Он не входит в подъезд, вопреки ожиданиям. Покинув машину, идёт в направлении сквера. Там, в промежутках деревьев, его кто-то ждёт…
Я изо всех сил пытаюсь увидеть, к кому направляется муж, раскрывая объятия. Кому так приветливо машет рукой? Нужно выйти! А тело как будто припаяно к креслу. Я не могу даже дверцу открыть! Позвонить? Но зачем? Он же правду не скажет. А вдруг это - встреча давнишних друзей? Только явственный контур фигур в глубине полысевшего сквера говорит об обратном…
Я лихорадочно думаю, что предпринять. Театральный бинокль, раздобытый по случаю и оставленный мною в машине, сейчас будет кстати. Но где же он? Чёрт! В бардачке его нет. Он в кармане, на заднем сидении. Достаю, изловчившись. Как в фильме «Красотка», с четвёртой попытки фиксирую старый лорнет. И направляю туда, где виднеются люди.
Взгляд блуждает по скверу. На заснеженной глади холста проступают махины стволов, опустевшие лавочки, чей-то ребёнок. Он бежит, простирая ладошки к кому-то, и радостный крик слышен даже в моём закутке. Я не сразу стыкую в уме образ «взрослого дяди», который хватает его и кружит на весу. Даже разум кричит – это Влад. Только сердце не верит! Не верит…
Объятия длятся. Мальчуган улыбается, щиплет отросшую бороду «дяди». А тот отпускает мальца лишь когда к ним подходит она… Белый кокон пальто маскирует на фоне сугробов. Выделяется только причёска. Каре. Яна неспешно встает рядом с Владом, приподнявшись на цыпочках, дарит ему поцелуй. Без эмоций, короткий! Так не целуют любовников, нет.
Но что же я делаю? Дура! Ведь даже сейчас я пытаюсь его оправдать.
Они говорят. Но о чём, я не знаю. Как жаль, не могу прочитать по губам. Я так крепко сжимаю бинокль, что суставы свело. В голове монотонно шумит позабытая фраза.
- Мой папа софёл, у него есть масынка, - сказала Дарьяша, Катюшина дочь.
Максим отозвался не сразу. Такая печаль отразилась на детском лице:
- А мой папа со мной не живёт, но он меня любит.
«Мой папа», - рассеянно думаю я. Выхожу, не спеша, из проклятого ступора. Хватаю бинокль. В сквере пусто. Опять снегопад. На месте, где был его джип, тонкий слой серебристого снега.
Я смотрю на часы. Два часа! Два часа просидела в машине. Немудрено, что промёрзла насквозь. Завожусь и врубаю прогрев. Разум словно в тумане. Знаю только, что нужно добраться домой. Ну, а там, как пойдёт…
Дом, милый дом, принимает в объятия. А девчонки совсем не скучали. Заняты, каждая чем-то своим. Я набираю горячую ванну. И долго лежу. Хочется смыть с себя всю эту грязь. Жаль из сердца не вымыть! Запрещаю себе раньше времени плакать. Сперва нужно всё прояснить. Завернувшись в махровый халат, выхожу на балкон, покурить. Пока дочки не видят. Не хочу подавать им пример.
Влад звонит неожиданно. Я и забыла про этот звонок! И пугаюсь так, будто звонят из налоговой. Моментально беру себя в руки. «Надеваю» улыбку. Играй же, играй! У тебя всё получится, я это знаю.