Я непроизвольно сделал два шага назад.

– Слушай, Сема, а ведь у меня дела идут в гору! Настена не сказала? А мы скоро переедем в Куркино. Я купил квартиру… Вот так! Знаешь, скоко метров, а? Не знаешь…

Язык у Глеба начал заплетаться, он стал валиться вперед, но ухватился рукой за дверной косяк.

– И я тоже не знаю… Представляешь, не помню, скоко метров. Метров 150 или 200… Забыл, прикинь…

И Глеб как-то глупо захихикал.

– Глеб, иди спать! – резко сказала Настя. – Ты на ногах не стоишь, как ты за рулем ехал? Тебя же прав лишат, если поймают! Господи, хоть бы тебя в самом деле прав лишили, может, это тебя притормозит…

– Настена, счастье мое, – вяло бубнил Глеб. – Ну как они могут лишить меня прав, если я всех их кормлю? Да я их всех в кулаке держу! Всех этих гаишников, чиновников местных, да я всю управу вот здесь держу…

Глеб попытался продемонстрировать нам поднятый кулак, отпустил дверной косяк и почти повалился вперед, на Настю.

– Стой на ногах! – резко крикнула Настя. – Сказала, спать иди!!!

Я быстро оделся и вышел на лестничную площадку. Настя вышла со мной и прикрыла входную дверь.

– Он часто такой приходит? – только и нашелся я что спросить.

– Почти каждый вечер…

Я смотрел на Настю, на ее большой живот, на красное лицо, опухшее от слез, на трясущиеся руки. И Чарлика больше нет…

Меня переполняло ощущение какой-то дикой собачьей тоски, боли, жалости и… бессилия. Хотелось заорать, завыть, топнуть ногами, выключить этот мир и переключить его назад. На тепло и добро, на семью и любовь, на Чарлика, на дурацкий Глебов самолет, будь он трижды проклят…

Но я не мог. Очень хотел, но не мог.

– Настя. Понимаю, как тебе тяжело. Пожалуйста. Если у тебя будут проблемы, если просто будет плохо – звони сразу. Я не так много могу сделать, но постараюсь тебе помочь. Хорошо?

– Хорошо, Сема. Я позвоню, если что. Иди. Спасибо тебе.

Я был уверен, что она позвонит. Меня наполняло тяжелое ощущение неотвратимо надвигающейся беды. Оно отвратительно, но неумолимо. Ты понимаешь, что это произойдет. Ты уверен в этом на сто процентов, ты только не знаешь когда…

– Сема, это Настя. Ты можешь приехать?

– Да, я уже еду.

Я бросил взгляд на часы: половина первого ночи… Беда часто случается ночью, не замечали? «Возможно, темные дела любят темное время», – мелькнула у меня мысль, и я выбежал из квартиры, захлопнув дверь.

Сказать, что я летел на машине как ненормальный, – это не сказать ничего. Еще на подъезде к знакомой башне я увидел Настю. Она стояла на самом краю тротуара. Злой ветер терзал ее волосы и крутил вокруг ног водовороты снежной пыли. Она была без шапки, в длинном сером пальто, которое не могло скрыть ее огромный живот.

Я выскочил из машины.

– Настя, что случилось? У тебя начались роды? Глеб пьян, тебя надо везти в роддом?

– Нет, я надеюсь, не сейчас… Мне рожать через две недели. Так врачи говорят. Глеб пропал… Он должен был приехать домой около девяти вечера. Я звонила ему в 22 часа, в 23, он не брал трубку. Полчаса назад отключился телефон. Я позвонила всем его друзьям, партнерам, знакомым – никто ничего не знает. Он уехал с работы около восьми вечера…

– Что ты хочешь делать?

– Поехали на стоянку, куда он ставит машину. Он купил новый «Мерседес». Часто забывал там вещи по пьяни. Около дома ему ночью разбили стекло. Теперь он ставит машину на охраняемую парковку.

– Поехали. Это далеко?

– Минут десять пешком, но я не дойду, сам понимаешь… Извини, что дернула тебя.

– Настя, перестань, пожалуйста.

Мы подъехали к стоянке. Долго жали кнопку звонка на воротах. Наконец откуда-то выполз заспанный дед в меховой шапке, старой фуфайке и надетом поверх нее светоотражающем жилете.