Мама однажды рассказывала:

– Отец сидит, подстригается в парикмахерской, а она приходит, ее парикмахерша спрашивает:

– Это сынок ваш, что ли, подстригается?

Мама:

– Это муж мой.

Парикмахерша:

– Со спины, я думала, что он совсем молодой.

Вот такая у него была, по-нашему сейчас, модная фигура. Он повыше ростом был, да. Брат давал мне этот свитер, говорит:

– На тебе, дарю со своего плеча, носи, – как Иван Грозный давал шубу со своего плеча. И я когда приходил в техникум в таком свитере, все: «Во, ты что, участвовал в параде на Красной площади, что ли?», или среди девочек я говорю: «Да, я спортсмен, вот в параде участвовал, свитер мне дали».

В техникуме опять староста группы был. Какая-то на меня всю жизнь накатывает волна: «Давай назначим тебя начальником». И вот эта Эсфирь Яковлевна, была классным руководителем, она взяла, назначила меня этим, классным старостой. Приходилось работать, выполнять ее поручения. Однажды Огурцов, наш учащийся, прекратил ходить в техникум. Она мне: «Поезжай, возьми с собой еще двоих, надо его навестить, посмотреть, что случилось, почему он в техникум не ходит». Я собрал манатки, то есть, своих двоих, мы пришли, Огурцов жил в Лосиноостровской.

Пришли, нашли, где он живет, заходим, а он сапожничает. Он инвалид, у него на левой руке кисти не было, как он там работал-то, я не знаю. Бросил просто техникум, да и все. Как его с практически одной рукой взяли в техникум на учебу? И он учился через пень колоду, а дружки у него были из шпаны. Мы с ним поговорили по-хорошему. Пришли к Эсфири Яковлевне, доложили: так и так, обстоятельства такие, Огурцов решил бросить техникум.

А дружки его решили, что Огурцов бросил техникум из-за того, что мы как-то не так доложили, но его за прогулы никто не исключал. Он продолжал после этого ходить в техникум, а может Огурцов был не причем, может быть из-за девушек. Нужен мне был этот Огурцов, сто лет. Дотянули его до следующего курса. Но он мне все равно говорит:

– Вот придут мои ребята, и тебе надают по морде, чтобы ты не ходил по домам.

Прошло некоторое время, действительно, как-то на вечере сидим в актовом зале в хорошем настроении, концерт идет, арии, дуэты, оперетта, юмористы выступают, веселый такой концерт.

Вдруг ко мне подходит Огурец и говорит:

– Пришел к тебе приятель внизу, и просит тебя выйти.

Я говорю:

– Какой приятель?

– Да вот такой.

А ко мне в техникум иногда приходил Юрка, я хотел, чтобы он в техникум поступил.

Я думаю, наверное, он пришел сюда, на вечер к нам, пойду, посмотрю. Выхожу из подъезда, а там малый какой-то стоит в фэзэушной шинели, и он, недолго думая, раз, мне вмазал. Я так нагнулся, хотел отмахнуться вроде, а он исчез. Я его спросил:

– За что ты меня ударил? – а он ни слова не говоря убежал. Я думаю, что это огурцовская команда, а, может, кто-нибудь и из другой команды, может, какой-нибудь парень решил, что я там за кем-нибудь поухаживал. История эта осталась загадкой. Ну ладно, бывают такие вещи, особенно среди молодых ребят, надо закаляться, как говорится, жизнь закаляет. Но осадок в душе остался на всю жизнь. Хочешь сделать добро людям, а получаешь по морде.

И вот кончился и третий курс, экзамены сдал, и поехал летом опять на практику. Распределили меня на Алтай изучать Салаирский кряж. Это уже была преддипломная практика, дело серьезное, и не то что на первой практике посылали меня работать проходчиком, шурфы копать. Я уже стал коллектором. Должность мне определили в нашем «Геолстройтресте», и никто не мог меня понизить. Поехал я в поле, а мои друзья по школе все лето развлекались.