Начали мы жить в деревне, и я продолжил учиться в школе. Брат тоже учился, естественно. Но я учился в 2-м классе, а он уже в 4-м. Ну, я не знаю, дело в том, что мы с ним не сидели в одном классе. Как было в школе образование построено? Класс, где с одной стороны сидят те, которые учатся по программе 1-го класса, а с правой стороны – 3-го. А потом в другой комнате был 2-й и 4-й классы. И были две учительницы Актямовы.

Когда мы приехали, бабушка нас встретила очень приветливо, сварила нам картошки, молоком нас угостила, у нее коза была. И мы начали тут жить. И пошли, записались в школу. Классная комната была небольшая, учеников 6 человек, я сидел близко к учительнице – стал писать крючки, закорючки, нолики. И все довольно быстро освоил. Чернил не было, свеклу натрет бабушка красную – свеклой пишем, вроде как красными чернилами.

Тогда уже начали писать не карандашами, а чернилами, но чернил не было. Значит, макаем в свекольный раствор и пишем всякие буквы. А поскольку в одной комнате сидели ученики 4 класса, невольно слушаешь, что там в 4-м классе преподают.

Учительница у нас была высокая и некрасивая, с большими крестьянскими руками. Она была относительно молодой женщиной. А ее старшая сестра с таким голосом важным была директор школы. Она все время говорила: «Дети, не шалите!». А помоложе нас учила писать, читать, считать, складывать слова: «Маша мыла раму», всякое такое по букварю. Я веселый стал, в школу с удовольствием бегаю.

Учительницы были две старые девы без мужей, как говорят в деревне, «вековухи». Одна вот старше была, которая преподавала во 2–4 классах, а другая помоложе. Я уже забыл, как их звали, но фамилии помню – Актямовы, известная школьная фамилия.

Школа была кирпичная. В школе еще работала дежурная или уборщица-техничка, она следила за началом и концом уроков, звонила звонком – пора нам с перемены возвращаться. Печку топила, чтобы тепло было детям. И вот такая была школа.

Наша учительница на балалайке играла и частушки пела: «А мой Коля разъезжает по канавам на коне», что-то вот в этом духе. И мы дети знали, что у нее был дружок Коля, поэтому она, наверное, и частушки пела про него.

Этот Коля все-таки ее где-то приласкал на сеновале, потому что она такая стала веселая, и у нее, видно, возникла первая поздняя любовь. Однажды я видел случайно их и думаю: «Что это они там?» А они так обнимаются, и нежно целуют друг друга. Я ушел, не стал особенно разглядывать.

Прошло некоторое время, приносят Коле повестку, забирают в армию. Ему исполнилось тогда 18 лет. А она и так-то была странная учительница, но любовь, видно, резко все изменило, она до этого вроде и не жила, а тут как проснулась, стала веселая, энергичная. А здесь повестка – уходит ее дружок воевать. Она очень плакала. Мать его, и она обнялись, стоят, плачут. И она была одета не так, как деревенские бабки в широких юбках подпоясанные шнурком, а была одета по-городскому.

И вот уехал этот парень на войну. Примерно месяц прошел, а в нашем селе почтальонша жила, разносила письма. Как придет:

– Ну мне письма нету?

– Нет.

Все боялись, что принесет неприятное известие. И вот почтальонша пришла к нашей учительнице, а она радостная бежит к ней навстречу:

– Ну что там, есть мне письма? Есть?

Он ей писал очень часто. Она такая радостная – прочитает, веселая, она после дружбы с Колей (или после любви на сеновале) помолодела, стала как роза.

Почтальонша говорит:

– Вот тебе письмо.

Она взяла письмо, прочитала – ах, как же она изменилась!.. Какое же у нее стало страшное лицо, прямо какой-то ужас: глаза закатились и все прочее. А тут такой бугорок был, заросший травой. И она как рухнула прямо на этот бугорок, и как она рыдала, как рыдала, всю ее трясло.