Нельзя сбрасывать со счетов и Политотдел Севморпути, и лично В. П. Остроумову. Потому, хотя бы, что она, стенографистка Ленина, образованный и опытный политработник, энергичный партруководитель, как никто другой знала, каким образом газета становится не только коллективным агитатором и пропагандистом, но и коллективным организатором. И, быть может, не случайно именно из уст Остроумовой в начале апреля 1937 г. прозвучало:

«Выпускалась детская газета, которая организовала

и создала детскую книгу».^> 30

Это было произнесено в отчетном докладе о работе Игарского горкома на общегородском партсобрании.

В том, что это действительно так, сомневаться не приходится. Достаточно сравнить, например, фамилии ребят, подписавших и приветствие Шмидту, и письмо Горькому, упоминающихся в качестве ударников учебы и активистов в материалах «Северной стройки» и «Большевика Заполярья», героев и авторов публикаций «Пионера Заполярья». Здесь и Дардаев, Жилин, Шевляков, Цехин, Коробко, Почекутов, Иванов, Корсак, Ходык и многие, многие другие. Эти же фамилии мы видим среди авторов книги «Мы из Игарки».

Даже на оригинале письма Ромена Роллана (машинописном листе с автографом писателя из троицкого архива Климова) есть помета, сделанная чьей-то рукой:

«Просьба переслать по адресу: Порт Игарка,

Редакция газеты «Пионер Заполярья», Климову».

А письмо Роллан отправлял… авторам книги: «Когда вы напишете вашу книгу, я надеюсь, что вы мне ее пришлете». Это лишний раз подтверждает, что составление книги шло именно через детскую газету.

И еще два замечания относительно французского писателя и его «милых белых медвежат». Во-первых, почему-то считается, что после смерти Горького он, Ромен Роллан, решил продолжить дело своего советского друга и собирался редактировать (и даже издавать!) книгу «Мы из Игарки». Это миф. Трудно представить, чтобы за такое сложное дело взялся человек, только-только начинающий изучать русский язык, по слогам разбирающий свою первую книжку – «Сказку о царе Салтане». К тому же письмо написано 26 мая 1936 г., то есть за месяц до смерти пролетарского писателя. Другое дело, что к адресатам оно попало либо буквально накануне, либо уже после похорон Горького. Маршак тоже появился не случайно, не потому, что к Роллану не удалось выехать. Сам Горький в письме ясно написал: «Когда рукопись будет готова, пришлите ее мне, а я и Маршак, прочитав ее, возвратим вам, указав, что ладно и что неладно и требует исправления».

Во-вторых, у Роллана, как друга Горького и как почетного пионера, игарские школьники спрашивали в телеграмме, какая погода была 17 мая и как живут дети в Швейцарии – то есть то же самое, что они спрашивали через «Пионерскую правду» у пионеров всей страны (какая у них была погода 1 и 17 мая и как они живут). А это значит, что отклик писателя по первоначальному замыслу должен был восприниматься в ряду остальных откликов, помещенных в книге. Всего лишь. Всё очень просто – великий писатель среди простых ребят.

И опять мы встречаемся тут с интересной формулой – рассказать об одном и том же дне, увиденном глазами ребят различных городов и весей страны. Да ведь это же горьковская формула в чистом виде! Помните – «издать книгу «День мира»? Выходит, мои предположения верны.

Может быть, судьба предполагавшейся книги об Игарке Синякова и Ластовского (по линии Крайплана) и решилась как раз на отрезке времени с 15 декабря, когда радиоволны унесли пионерское письмо Горькому, до конца января, когда его ответ был получен за Полярным кругом, и этот ответ эхом прокатился по всему Советскому Союзу? Ведь вполне вероятно, что в Игарке могло появиться желание написать книгу почти о том же, о чем планировалось, но через восприятие детей.