Давно дело было. Назовем ее Светланой – солнечная такая девочка, двадцать девять лет, хохотушка, оптимистка, хорошенькая – глаз не оторвать. Сначала в другой клинике наблюдалась. Лечилась долго, много раз стимулировали, сделали целых три гистероскопии, потом догадались трубы проверить. Приговор – непроходимость. Перешли к ЭКО. Протокол неудачный. Меняет клинику, приходит ко мне. Смотрю – классический гидросальпинкс справа. Конечно, отправляю на операцию, чтобы удалить трубу. Возвращается после операции – удалили обе. Ох… Мне до сих пор жалко вторую трубу. Но в данном вопросе не всегда все однозначно.

С одной стороны, я понимаю хирургов. Если труба непроходима, но в ней нет жидкости, то есть она не превращена в гидросальпинкс, ее зачастую нужно убирать, даже если нет прямых показаний к удалению. Смысла в ней уже нет, а превратиться в гидросальпинкс она потом запросто сможет, и женщине потребуется повторная операция. С другой стороны, у пациентки с удаленными трубами нет другого способа забеременеть, кроме ЭКО. Поэтому хочется максимально сохранить трубы, даже если они в плохом состоянии. Потому что – кто знает? – вдруг они еще пригодятся. Вдруг в будущем научатся их лечить. Или во время первой беременности, полученной с помощью ЭКО, наступит такое оздоровление организма, что последующие беременности получатся сами. Ведь не секрет, что такое случается, и часто. Но что бы я там не думала, факт остается фактом – трубы Светлане удалили.

Приступаем к ЭКО. Первый протокол, переносим один эмбрион – неудачно. Делаем гистероскопию и обнаруживаем, как итог предыдущих вмешательств, жуткие синехии – спайки в матке. Лечимся, делаем криоперенос – опять не выходит. И так четыре раза: гистероскопия, перенос – все отрицательные. Эмбрионы закончились. Новый протокол. Всего одна бластоциста, и та не прижилась. И опять в протокол, уже длинный. На выходе четырнадцать ооцитов, получаем гиперстимуляцию, уходим в заморозку. Потом совершаем три подряд криопереноса, и опять ничего не получается. В двух переносах, правда, наступала биохимическая беременность, то есть ХГЧ подрастал, но потом падал, что для нас, конечно же, не являлось утешением.

Опять испортился эндометрий, вновь гистероскопия – и опять синехии, будь они неладны. Криоперенос – и… биохимическая беременность, то есть цифра ХГЧ положительная, но по УЗИ беременности нет…

Уже на пятом переносе начинаю уговаривать Светлану прибегнуть к услугам суррогатной матери. Не хотела она категорически, но тут сдалась. Суррогатную мамочку нашли быстро – помню ее отлично, наглая, хабалистая женщина, полная противоположность милой Светочке. Но, как говорят: с лица воду не пить – главное, что она полностью здорова. И – победителей не судят! – в свежем протоколе всего одна бластоциста, свежий перенос – и УРА! – беременность наступила. Но не все так просто, в шесть недель происходит самопроизвольный выкидыш. Причем сурмама умудрилась еще обвинить биологическую маму в том, что это из-за нее, что та де трубку вовремя не взяла телефонную, когда ей помощь понадобилась. Очень неприятная история. Мне потом Света сказала: «Юлия Юрьевна, я грешным делом даже подумала, может и хорошо, что так случилось. Такой тяжелый человек. Что бы дальше было, даже представить себе не могу…» Мне нечего было сказать ей в ответ, потому что я и сама так думала.

Новый протокол. Вы еще со счета не сбились? Пора бы уже. А вот я не сбилась. В конце расскажу, почему.

Итак, новый протокол, в этот раз по ОМС, поэтому перенесли эмбрион Светлане (по ОМС сурмаме переносить запрещено). Перенесли слабый, потому что уже ни на что не рассчитывали. Так, в принципе, и вышло. Очередной пролет. Два сильных эмбриона заморозили и позже подсадили их новой суррогатной мамочке. Беременность наступила, но испытания не закончились. Ребенок погибает в утробе суррогатной матери, диагноз: плацентарная недостаточность. Потом уже мы узнали, что сурмама курила как паровоз, но тщательно это скрывала.