Чтоб ночные бдения
Посвящал ему.
Жрёт голодным поедом,
Только хруст в костях,
Не умчаться поездом,
Тройкой на рысях.
И живу я узником
Средь его снегов,
Нет иных союзников,
Нет иных врагов.
В полном одиночестве —
Я и весь мой мир.
Я умру, и кончится
Его гнусный пир.
Друг на друга скалимся,
Мы – враги-друзья,
Вместе мы преставимся:
Весь мой мир…
И я.
4
Ты не меня, грустя в воспоминаньях,
Зовёшь в ночи из памяти своей,
И не имеет больше содержанья
Тот мир твоих давно ушедших дней.
И я живу, былого не тревожа,
И возвращаюсь молча столько лет
В свой мёртвый дом, где сотни жизней прожил
Я за одну. И где меня уж нет.
Нет, мне не сорок, мне давно за двести,
Я два столетья бросил на весы,
И, просыпаясь где-то в новом месте,
Я запускаю заново часы.
Размытый временем, растерзанный пространством,
Теряю связь событий и времён,
Как будто злою волей иль шаманством
Я из иного мира принесён.
Там было поле, роща, зелень лета,
Закат в окошках деревенских хат…
А здесь снега, и холодом одеты,
Пусты глазницы каменных громад.
В том мире я босой ходил по травам,
И плыл в закаты белый теплоход,
Принадлежали мне тогда по праву
Твоя любовь, тепло твоих забот.
Но как в кино, где смена эпизода
Вдруг обрывает временную нить,
Исчез тот мир… Иное время года
Спешит снегами мир тот заслонить.
Я знаю: ты ни в чём не виновата.
И нет на мне, увы, большой вины.
Виновных нет. Есть только боль утраты
И мёртвый холод вечной тишины.
Есть этот мир, где так светло и пусто,
Где всё как будто снится наяву,
И где со всем своим большим искусством
Я только притворяюсь, что живу…
«Ну вот, подписан приговор…»
Ну вот, подписан приговор,
И срок уже определён.
И, словно выстрелом в упор,
Я этим сроком пригвождён,
За этим сроком кончен бал,
Погаснет тихо в зале свет —
Я отшумел, отвоевал,
И вот меня уж больше нет.
А мне по росе бы бродить
И снова встречать бы рассвет,
А мне бы смеяться, любить
И песни допеть бы куплет.
Но не допев, не долюбив,
Не досказав последних слов,
Уйду туда, где, всё забыв,
Я не увижу даже снов.
И на карниз выходит путь,
Но обрывается карниз,
И мне назад не повернуть,
Таков, увы, судьбы каприз.
А мне бы взлететь в облака
И лёгкою птицей парить,
Мне крылья дала бы строка,
Чтоб новые песни творить.
Но я не бог и не могу
Продлить свой срок, короткий срок,
Теряю силы на бегу
В загоне дел, в обрывках строк,
И каждый миг мой неспроста
Зажатый в горле комом крик,
Но… Суета, всё суета.
Как краток срок, как долог миг.
И к чёрту послав все дела,
Любуюсь ромашкой простой,
Лишь только б ромашка цвела
За этой пустой суетой.
А мне уж не взять, не отдать
Её лепестков нежный цвет…
К чему понапрасну гадать,
Мне песни допеть бы куплет…
«Мои последыши останутся ль на свете…»
Мои последыши останутся ль на свете,
Когда меня уже не будет на земле?
Мои последыши – стихи – шальные дети
Напомнят ли кому-то обо мне?
Быть может, кто-нибудь уронит вздох невольный
И чуть грустнее станет чей-то взгляд…
Ну что ж, с меня и этого довольно —
Ничто не в силах мы вернуть назад.
И никого из тех, кто нас покинул,
В свой дом, увы, нам не дано вернуть.
Холодный ветер подгоняет в спину,
Метель заносит пройденный мой путь…
И незаметно хлопоты и годы
Меня из вашей памяти сотрут.
Ни улицы простой, ни парохода
Безвестным именем моим не назовут.
Что пароход? Лишь мёртвое железо.
Иль улица – домов унылый строй,
Где даже тот, кто абсолютно трезвый,
Не может угол свой найти порой.
Нет, мне не жаль, что я судьбой великой
Был обойдён беспечно стороной,
Уйду как все – безвестный и безликий,
Всё справедливо в мире под луной.
Но, может быть, не всё со мной исчезнет,
Не всё бесследно превратится в прах?
Не помним мы имён пропевших песню,
Их души живы в музыке, в стихах…