И боль сжимаешь изнутри.

Почувствуй же его привет,

Открой глаза и посмотри.

Открой глаза во имя жизни

Такой большой и необычной,

Слезами их своими сбрызни,

Тебе рыдать уже привычно.

Открыто улыбнись ты ветру,

Дыши свободно полной грудью,

Отныне на себя не сетуй,

Нет для тебя отныне судий.

Ты поклянись себе в Свободе

И дай зарок остаться сильной.

Звезду увидь на небосводе

И белый млечный Путь обильный.

Ты поклянись себе в удаче,

Имея право на успех,

Реши, как можно жить иначе,

Ведь думать не такой уж грех.

Ты поклянись, что станешь мудрой,

Люби себя, хоть это глупо.

Смотри на город изумрудный

Глазами детскими, не скупо.

Не бойся быть смешной, игривой,

Не отрекайся от дурачеств,

Увидь себя на златогривом,

Проникни в сказку, тихо плача.

Тебя обнимет нежность Света,

Ты ей лишь можешь доверяться

И попросить в душе совета,

Чтобы в миру не растеряться.

Не бойся странных впечатлений,

Они ещё тебе помогут,

Подсказку бросят без сомнений

Для выбора своей дороги.

Я не дослушала до конца, меня обуял плач, дикий плач навзрыд. Я тряслась на Витькиных ладонях, а он просто спокойно обнял меня, как родного близкого человека.

– Это словно про меня, – наконец вырвалось у меня.

– Я посвятил его тебе.

Пытаюсь всмотреться в Витькины глаза, но из-за темноты вижу лишь, как блестят белки.

– Мне?

– А что в этом такого? Поэтам дано право выбирать.

– Обычно стихи посвящают красивым женщинам или выдающимся личностям.

Витька смотрит на меня внимательно.

– Ты отличаешься от всех них.

– Отличаюсь?

– У тебя доброе сердце, и ты не считаешь меня шизофреником.

Его тон кажется мне странным, но я не подаю вида, меня настораживает его поведение, но не могу понять, что кажется необычным. Мне просто по-дружески хочется быть с ним рядом, не оставлять на краю пропасти, не позволять, чтобы над ним кто-то смеялся, окружить его стеной своего понимания, а может быть и любви. Но секундное впечатление заканчивается, я отсекаю от себя эту мысль. Слышу свой тихий голос, обращающийся к Витьке:

– Почитай ещё что-нибудь.

Витька достаёт потрёпанную тетрадь, пытается открыть её на первой попавшейся странице, но в этот момент в тёмном коридоре раздаются шаги, кто-то проник сюда без нашего ведома и уже движется по направлению к нам. Издалека вижу силуэт толстой уборщицы в спецодежде, она кричит на весь коридор:

– Ишь чего задумали, по углам прятаться! Завтра живо всё Светлане Савельевне доложу. Будите знать, как стыд разводить.

Витька-трясучка цепляется за мою руку, тащит меня вниз, уже на ходу бросая:

– Бежим!

Нам удаётся скрыться из виду, в одно мгновение мы оказываемся на лестничном марше между третьим и четвёртым этажами, тоже практически неосвещёнными из-за экономии света. От быстрого бега я тяжело дышу, делаю несколько глубоких вдохов, всё ещё думая, что уборщица с четвёртого этажа вот-вот появится, но её нет, словно она растворилась в воздухе. И только в этот момент чувствую на своём плече тёплые руки Витьки. Я обескуражена, но уже совсем не контролирую того, что происходит. Я будто наблюдаю за собой со стороны и вижу себя, неуклюжую и некрасивую, в объятиях Витьки. Я вижу, как руки Витьки быстро расстёгивают пуговицы на моём санаторном халате, и мне уже совсем не до шуток. Вырываюсь, бегу вниз, невзирая на свою одышку, и только когда оказываюсь рядом со своей комнатой, понимаю, что могло последовать дальше.

В голове всё спутывается, я не обращаю внимания на улыбающиеся лица Наташи и Вари – моих соседок, не слышу, что они говорят мне, камнем бросаюсь на кровать и с головой зарываюсь в подушки, как страус. Ему почему-то кажется, что никто не видит его, хотя со стороны он выглядит довольно глупо и смешно.