– Спокойно, дядь Гер, спокойно, – также умиротворённо и с наслаждением мямлил Илья Антонимов, – он хороший человек, но со своими… со своими причудами.

Владислав с бликом ненависти в глазах глянул на парня.

– Ты хотя бы о матери своей подумал, эгоист! – выкрикнул Иван Антонимов и отвёл, покачивая головой, взгляд. – Весь в отца.

– Ребят, – встала с места Юлия Смиренская, – успокойтесь, прошу!

– Да ты разве не видишь, милочка, – вмешалась Василина, – здесь такая проблема-то… время-то идёт, нужно скорее успевать ведь. Семью-то уж надо бы. Дети ждать-то не будут. Мать-то куда смотрит? Свела бы сыночка уж.

Меланья понурила голову и побагровела, сжав ладони на коленках. Она почувствовала большую вину. Ей стало отчего-то безмерно совестно.

– Не трожь её, – немного успокоившись, произнёс Гордин Презренной, ткнув в её сторону указательный палец.

Презренный хотел было встать, но не смог удержать равновесие и снова повалился на стул.

– Ой, Господи! – воскликнула Юлия Смиренская. – Давайте успокоимся и извинимся друг перед другом.

– Да зачем? Нужно таких перевоспитывать! – снова в пьяном бездумии кричал Антонимов. – Вот у меня… у меня Илья хорош…

– Твой сын никто, – огрызался Гордин.

– Ну, хоть я и никто, но я хотя бы красиво сдерживаюсь, в отличие от некоторых.

– Опять ты, боже мой! Неужели у меня нет права распоряжаться своей жизнью самому?!

– Да кто у тебя тут от-отбирает право?! В твои годы уже свадьбу играть пора! Ради спокойствия матери хотя бы! В твои годы внуков заводят! – продолжал громко высказываться Иван.

– Была у меня девушка, была!

– И где же она, съел? – хихикнул Илья Антонимов.

– Ничего более умного я от тебя и не ожидал услышать.

– Да что-же ты всё Илюшу унижаешь, а, Гордин?! – снова вмешалась Антонимова.

– Вы с дуба рухнули? – дрожащим голосом недоумевала Смиренская. – Что ж вы опять сцепились, а? Как не родные?

«Ай, – хотел было Гордин высказать свои мысли вслух, но решил придержать их при себе, – какая же вы наивная! Ссоры родных страшнее ссор чужих, потому что они больше знают друг о друге! Ваши попытки успокоить – бесполезны».

– Да, угомонитесь. Мы же не на арене, – поддерживал свою жену Алексей.

– Мы бы с радостью, но видите, как мать его страдает? Да, Меланья Гордина? – жалила змея.

Гордина лишь взглянула на него мокрыми глазами.

– Отстань от неё! – рявкнул Владислав.

– Ты понимаешь, что никого не любишь кроме себя?! Ты – эг-эгоист, эгоист! Поженился бы уже, денег много заработал, чтобы мать твоя ни в чём не нуждалась, в конце концов!

– Чего вы всегда от меня хотите! Замолчите уже! Я только начал работать и…

– Да что ты всем рот закрываешь?! Ч-что ты всем рот закрываешь, а?!

– Вот-вот, – всё также поддакивала Анастасия Антонимова своему мужу.

– Я так больше не могу! – Юлия Смиренская вышла из-за стола.

– Видишь, что ты наделал? М? Из-за тебя всё это. Из-за тебя, – стыдил парня Илья.

– Я ещё и виноват?!

– А кто ещё? – вякнула Дарья, соглашаясь с братом.

Смиренская подошла к Гординой, взяла её за руку, что-то прошептала и вышла вместе с ней из столовой. В коридоре раздался женский вопль. Владислав чуть покраснел и удивился, а точнее, возмутился:

– Мама, почему же ты ничего не говоришь?!

– Какой же ты сле-слепой! Не видишь что-ли? Любит она тебя, вот и мол-молчит, – улыбаясь, уже монотонно выговаривал слова Иван.

– Никого ты, Влад, не любишь. А я сразу увидел, что с тобой что-то не так, – цедил Григорий Презренный.

– Успокойтесь! – выкрикнул Алексей Смиренский.

– Тебе не стыдно?!

– Да, Иван Антонимов, стыдно мне. Очень!!! Но стыдно за вас!

Тот отмахнулся рукой на ответ Гордина.