– Нет! Свиток мой! Нет, не уносите!

– Девочка, это должно быть в синагоге, приходи всегда и будь достойна своей бабушки… А на ухо вдруг прошептал:

– Все случится, когда тебе будет пятьдесят, не подведи!

Тогда Каббалу переведут на русский язык, то, что начал твой прапрадед будет доделано и открыто. Дом опустел, лишь свеча горела на подоконнике, отправляя свет далекой звезде, принявшей душу праведной Широчки, да освещая путь той, которая скорбела больше всех. Ле илуй нишмат, ШИРА БАТ КАФА.


27 января 2022 года

(История является вымыслом, все совпадения случайны)

Проза жизни

рассказы

Памяти Кэтрин

– Мама, а давай не будем убирать эту чудную елочку и каждый день будет Новый год! – глаза Кэтрин светились огоньками, будто в них спрятались хитрющие лисички, каждая из них выглядывала из под пушистых ресниц.

– Да, девочка, тебе можно все, все что хочется твоей

душе.

И вот уже взрослая девушка заканчивает школу, но елка так и стоит на старинном фортепьяно в ее комнате. Все эти годы елочка была островком сюрпризов. В корзине появлялись маленькие подарочки, конфеты, игрушки, неведомый Дед Мороз появлялся и летом, и весной, и, кажется, во все дни, когда его никто не ждал в других домах. Приносил он даже украшения – миленькие сережки с фианитами и колечко с аметистом в форме полумесяца, год за годом, день за днем. Вот уже и свои две дочери появились у Кэтрин, но елка не исчезала из ее жизни.

Это так здорово – искать подарки в корзинке, особенно в осенний мокрый денек, маленькая радость и озорство в глазах! Кэтрин ушла в мир иной на двадцать шестом году жизни, имея редкое генетическое заболевание крови, она прожила дольше прогнозируемых доктором лет, как минимум на 20 лет дружбы с Дедом Морозом.

Сказки способны на чудеса. Дарите близким радость, это иногда самое важное в жизни.

Бабка

Женщина шла босиком. По росе, поле закончилось лесом. Вот уже и чаща непроходимая, а избы так и не встретилось. Навигатор висел, интернет в этом захолустье отсутствовал. Она присела на камень, ей вдруг отчетливо послышался старушечий голос.

– Маша, зачем себя мучаешь?

Она осмотрелась и увидела сухонькую старушку, нечесаные кудели были собраны в стог под линялым платком.

– Я ищу Лесю Дмитриевну, бабушку-ведунью.

– Нашла, подь сюда, – бабка смотрела на нее немигающим взглядом, пронизывая, как рентген, до кишок.

Стошнило, закружилась голова, Маша потеряла сознание.

– Нежные вы какие, – усмехнулась Леся-лесовичка.

Она оттащила девку вглубь зарослей, растерла ее руками и полила ключевой водой.

– Бабушка, сын, сын страдает, наркотики, зависимости, врет… помоги!

– Э, милая, сама виновата, боготворила дитя до самопожертвования, боготво-о-орила… чуешь?

– Что делать? Что?

– А ничего, собой займись. Любви-то в тебе не осталось, лишь страх и сомнения. Влюбись, дочка, мир и поменяется.

Маша надула губы, дурацкий совет за такие муки ее не устраивал. Она поняла, что никто ей не поможет, никто-о-о. Бабка усмехалась, видя тупое, замкнутое изнутри создание.

– Так влезь, дочь, на табуретку, да прыгни в новую жизнь, да перед тем загадай, какую ты ее хочешь. Маша потеплела, хоть что-то дельное бабка сказала, она протянула ей деньги. Старуха залилась смехом, денег она не признавала, зачем они ей?! Мария вдруг оглядела стены сруба и поняла, что тут нет ничего из привычных миру вещей.

– Как мне вас благодарить, я не знаю…

Бабка оглядела девицу с ног до головы и сказала:

– Раньше платками платили. Носила бы я твой платок и чуяла беды, да говорила бы совет.

Маша сняла с себя шифоновый палантинчик и протянула старухе от всего сердца. Деньги оставила на пороге и побрела. Дорога назад была еще непролазнее, видимо, сбившись с курса, она подошла к болоту. Странно, а здесь красиво… мох, такой жирный, упитанный мох. Что она знала о болоте? Рука потянулась к айфону, тот выскользнул и булькнул у ног, мох расступился, оголив бездну. Она окаменела, миг отделял ее от смерти. Паралич отошел не сразу, она села на попу и мягко поползла наверх задом наперед. Ноги отнялись напрочь. Уже там, наверху, она поняла, что шла по единственной тропе меж двух глубин. Закат реял над болотом, символично уверяя ее, что беды в прошлом. Она вдруг дала волю себе разрыдаться, она орала, била землю руками и отрекалась от жизни, такая жизнь была не ее, она была ей невыносима.