Только лепет ручья,
Да дрожанье осин,
Да от ветра
Чуть гудят провода…
Желтое
Опадая, провисая, в обложных дождях, косая,
Бродит осень по кустам.
Отрясая с кленов листья, мягко водит желтой кистью
По холмам как по холстам.
И кричат печально гуси над моею желтой Русью.
Улетают от беды.
Я и сам живу в тревоге – переломаны дороги
В вихрях бешеной воды.
Выйду утром на подворье – стонут сосны: горе… горе…
С неба дождь сочится. Мгла.
Сильных птиц услышу звуки и почувствую как руки
Превращаются в крыла…
«Если вдруг остудит осень…»
Если вдруг остудит осень
Кровь твою и кровь мою —
Скорый поезд ровно в восемь
Отправляется на юг!
Спрячь в душе подальше жалость,
И, надеясь на авось,
Уезжай.
А я останусь.
Нам, холодным, лучше врозь…
– Нам, холодным, лучше – вместе.
Ну, куда я от… беды?
Путь неблизкий, неизвестный —
Тридцать три часа езды.
– Не хочу я – в путь далекий,
Чтобы жить вдали, скорбя…
Ты ж погибнешь, одинокий,
Я погибну – без тебя…
Волчица
Перерезала путь лосю.
К шее бросилась. Кровь нашла.
И сцедила по капле всю.
Печень выела и ушла.
А потом привела волчат.
Пятерых. На кривых стопах.
И смотрела как те, урча,
Погружались в лосиный пах.
С ними рядом легла. Струна!
К солнцу вывернула сосок.
И сочилась в оскал слюна
Между лап на сухой песок.
Возбужденные злой игрой
(С мертвым было легко играть!)
Звери грызлись промеж собой
И сосали волчицу-мать.
И, вдыхая в себя тепло
Материнского молока,
Из себя выдыхали зло,
Что течет из веков в века.
На волчицу кося зрачки,
Проминая живот до дна,
Ей прикусывали соски
И не вздрагивала она.
«Родится звук…»
1.
Родится звук.
За речкой.
На лугу…
Вначале робкий, тоненький, несмелый,
Потом ворвется в дом и, что ни делай,
Закружится, как в замкнутом кругу…
Как будто я без звука не могу.
2.
А я без звука не могу!
Он в дом войдет и я
Смеюсь, и плачу, и бегу
По кромке бытия.
«Утром встану теплый сонный…»
Утром встану теплый сонный…
Небо синее бездонно!
Солнца луч – сквозь кроны сосен.
С кленов – листья.
Значит, осень.
Отыщу в сенях топор,
Выйду во широкий двор,
И под запах пала, тлена
Загоню топор в полено,
И услышу:
Подо мной
Колыхнется шар земной!
«Ну и пусть…»
Ну и пусть.
Мне не больно ничуть…
Да, согласен, конечно, не лучший,
И живу, не надеясь на случай,
И нелегок мной выбранный путь.
На извилинах троп и дорог
Ошибаюсь, да так – разбиваюсь,
Но себя оправдать не пытаюсь
И наград не ищу, видит Бог.
Потому не вини. Ни к чему.
Я и сам не умею ответить:
То ли это – из ночи к рассвету,
То ли это – из света во тьму.
«Осень клены опалила…»
Осень клены опалила,
Птичьи гнезда оголила,
И прозрачен, и встревожен,
Лес туманами стреножен,
Переломан, перекручен
И дождем подвязан к тучам.
…Горизонт в далекой дымке,
Солнце в шапке-невидимке…
И всё утро белобоко
Птица мается, сорока.
Над калиновым кустом
Синей шпагою-хвостом
Потрясая, говорит:
– Вот что рыжая творит…
И, вращая черным оком,
Между веток скоком-боком
Вяжет петли, а сама
Зорко зырит на дома,
На колодец, на меня,
На чубарого коня.
Токсово
Осень – рыжие брови.
Резкий ветер с дождями…
Белый мрамор надгробий
Укрываем ветвями.
Будь спокоен, убитый,
Нами в землю зарытый,
Поминаемый нами…
Защищают ли камни
От недоброго слова,
От колючего снега,
От наветов худого
Окаянного века?..
Сон
А мне однажды чудный сон приснится:
Спасая жизнь свою от коршунья,
Я малой птицей – желтою синицей —
Вернусь в свои родимые края.
На тополь сяду около окошка
И сквозь стекло увижу на полу
Сибирскую, как шар пушистый, кошку,
И печь, и грубу, и кровать в углу…
Увидят птицу и поставят клетку,
И я, желая в доме побывать,
Немедленно свою покину ветку
И в клетку залечу, и стану ждать.
И мальчуган (не я ли?) засмеется,
Внесет меня в родительский мой дом,