«О, небеса, – думала девушка, вздымая глаза к небу. – Лишите меня зрения после этой встречи. Я хочу, чтобы его божественный лик был последним, что я увижу в жизни». На ее щеках выступили слезы. Но это были слезы счастья. Она больше не боялась, она гордилась собой.

Тем временем дау с глухим стуком ударилось левым бортом о скалистую пристань. Лодку тут же схватили и потащили ближе к берегу два тощих смуглых слуги, которые выглядели настолько худыми, что сквозь тонкую кожу можно было разглядеть белеющие ребра. Они не смели поднять своих изнеможденных лиц, и Ясмин видела только голые, черные от загара черепа. Они закрепили лодку, обмотав канаты вокруг больших прямоугольных камней, а потом, излишне суетясь, подхватили деревянный мостик и перекинули один его край на борт дау.

– Идем! – рявкнул султан, спрыгивая с корабля.

Ясмин внимательно наблюдала за султаном во время их недолгого плавания. Он казался ей жестоким, холодным, бессердечным. Он был немногословен, все время сидел на корме корабля, не ел, не спал и почти не двигался. Если он заговаривал с девушкой, то делал это так, будто обращался к животному. Она вздрагивала каждый раз, когда его жесткий взгляд останавливался на ней. Она боялась его.

Вдруг сердце девушки ухнуло вниз: что же с ней станет, когда она увидит пророка, если перед ним даже Насер ад-Рахман падает ниц? Об этом она совершенно не подумала, пребывая в своих розовых фантазиях, где пророк принимал ее с добротой и любезностью.

На негнущихся ногах, приподнимая длинное пышное платье и стараясь не запутаться в его складках, она семенила следом за султаном. Платье было бирюзовым, с бархатным капюшоном. От него не пахло грязью и потом, и на нем практически не было заплаток. Богатейшие жители клана Цапли расщедрились и подарили Ясмин это платье, когда собрались на берегу, чтобы проводить ее. Слух о том, что их соплеменницу потребовал к себе сам пророк, быстро разлетелся по острову. Для клана Цапли это было если не праздником, то очень важным событием, поэтому они не могли отправить девушку в тех лохмотьях, а которые она обычно одевалась. Пророк мог посчитать это неуважением к себе, и тогда каждому члену клана пришлось бы отвечать за это страшное преступление.

Слуги на пристани встали на колени, когда мимо прошагал султан. Один из них покосился на Ясмин, но быстро опустил глаза, едва их взгляды пересеклись. Она увидела в его глазах страх. Они боялись ее. Это было очень необычно. Она привыкла, что на нее смотрят надменно, презрительно, откровенно злобно, но никто никогда не смотрел на нее со страхом.

– За мной, – поторопил ее султан, указав рукой на узкую тропинку, зажатую между скал, что высились вдалеке. На фоне ясного неба они застыли такими же черными силуэтами, как и неподвижные слуги за спиной.

Тропинка, извиваясь, поднималась вверх, к вершинам скал, где терялась за небольшой скалистой грядой, которая неровной, зигзагообразной линией закрывала часть горизонта. Послушно Ясмин пошла за султаном, мысленно ругая платье, в котором она не привыкла ходить.

Ей было сложно поспевать за мужчиной, который широкими, быстрыми шагами двигался вверх. На ногах султана были хорошие сапоги с твердой подошвой, а она шла босиком. Иногда она сжимала зубы от боли, когда наступала на острые камни или ударялась о скалу. Через некоторое время она уже оставляла за собой окровавленные следы, но упорно шла вперед, не допуская даже мысли попросить этого жестокого человека сбавить шаг.

Чтобы не думать о боли, девушка начала размышлять о том, зачем она понадобилась пророку. Если отбросить вариант, что ее хотят казнить, то зачем еще он мог ее позвать, да еще послать за ней самого султана? Она была из небогатой семьи, отец ее обычный ремесленник, который делал глиняные горшки. Мать же и вовсе не обладала особыми умениями, а просто следила за домашним очагом. Сестер и братьев у нее не было, богатых, влиятельных родственников тоже. Ясмин была неважной «цаплей», многие в клане считали ее чудаковатой, поэтому она мало с кем общалась, а со временем ее сослали к изгоям – членам клана, которых считали бесполезными. У нее не было друзей, она с трудом находила общий язык со сверстниками. Как только она немного подросла, ее отправили на остров Килиманджаро. Пока другие дети учились ставить сети, ловить рыбу и обтесывать камни, она жила вдали от халифата, постигая совершенно другие науки, которые, как считали ее соплеменники, не очень-то и нужны в новом мире. Спустя долгих десять лет она вернулась в родные края, но когда она начинала восхищенно рассказывать окружающим о мире цифр или показывать древние карты с несуществующими ныне континентами, все смотрели на нее как на сумасшедшую. Им это было чуждо и неинтересно. Ее знания никак не могли научить плавать или ловить рыбу.