Бьерн набрал побольше воздуха в могучую, широкую грудь и выдохнул, признавшись самому себе, что сильно взволнован. А волновался он потому, что ему предстояла встреча с тем, кто был еще более легендарен и знаменит. Ему предстояло увидеть поистине великого.

«Спокойно, – произнес он мысленно, прикрыв глаза и еще раз медленно вдохнув и выдохнув. – Ощути океан, почувствуй его силу и поддержку, и все станет как прежде».

И действительно, стоило ему ощутить легкий теплый бриз, вдохнуть морской воздух, уловить привкус соли на губах – и он обрел прежнюю уверенность. Это всегда ему помогало. Океан был его родителем, учителем, сыном и братом. Океан всегда поддерживал его.

Викинг открыл глаза, чувствуя, что не одинок. Он стоял на краю высокой скалы, выступающей далеко вперед, словно огромный язык окаменевшего чудища, которое когда-то, много веков назад, решило подразнить океан, да так и застыло с высунутым языком. Далеко внизу, у подножия этого каменного выступа, среди нагромождения скал и россыпи торчащих из воды камней, в небольшой искусственной бухточке стоял длинный и узкий драккар, на матче которого развевался флаг с изображением черного ворона.

Бьерн улыбнулся. До корабля было довольно далеко, и что происходит на палубе, он мог разглядеть с трудом, но знал, что там его ждут самые бесстрашные воины, готовые отправиться за ним хоть в саму преисподнюю. Эти люди стояли бок о бок с ним в знаменитой битве за трон Гунбьерна. Они не бросили его, когда им всем грозила гибель. Они были практически окружены на вершине горы и отрезаны от кораблей, и их было намного меньше, чем врагов, но никто и не подумал сдаться. Он помнил их взгляды, их залитые кровью и потом лица, он видел их решимость и злость. Бьерн повел их на врага, вынув из кобуры пистолет – оружие, которое мало кто имел среди Возродившихся Язычников. Он произвел выстрел в воздух, что внесло некоторое смятение в ряды неприятеля, и первым бросился в бой. Они сделали невозможное. Они вихрем налетели на врагов и разметали их словно щепки, а затем погнали до самого океана, топя, калеча и круша тех, кто еще пытался сопротивляться. Эти воины сделали его конунгом. Они были рядом с ним и в тот момент, когда он водружал себе на голову корону, и когда принял решение добровольно отказаться от нее, безропотно последовав за своим предводителем.

Иногда он спрашивал себя, для чего он покинул родные земли? Не проще ли было остаться на Гунбьерне и править викингами, сидя на троне, обжираясь мясом, упиваясь вином и меняя наложниц каждую ночь? Нет, это было не для него, в нем кипела кровь, которая не давала ему сидеть на месте. Ему, как и его далеким предкам, нравилось бороздить просторы изменчивого, непостоянного океана, открывая новые земли.

Он снова постучал пальцами по кобуре, в которой лежал шестизарядный кольт. Он не любил огнестрельное оружие, зная, что в мире, где правит вода, оно может выйти из строя в самый неподходящий момент, но разговор предстоял важный. Ради этой встречи он и нацепил широкий кожаный парадный пояс с несколькими драгоценными камнями, который добыл в одном из набегов на Кавказские шахты, и повесил на него кобуру с револьвером. Он должен был показать ему, что викинги – не дикари и, кроме как махать мечами, умеют обращаться и с огнестрельным оружием.

Бьерн вообще тщательно подготовился к встрече. Он был облачен в парадный синий мундир с красной лентой через плечо – знак высшей власти среди Возродившихся Язычников. Он больше не был конунгом, но знал, что в любой момент может им стать, стоит ему только захотеть вернуться на Гунбьерн. За спиной, в специальном непромокаемом чехле, висел огромный двуручный молот, которым он размозжил не один десяток голов и из-за которого его и прозвали Молот Тора. И так же, как мьельнир, который мог поднять только Тор, его молот мало кто мог удержать в руках, настолько он был увесист.