14 год эпохи сева,

месяц написания поэзии

префектура Токио, столица

1. Шелест ивовых веток

Внезапный порыв ветра сорвал с ветки сухой лист и растворился в полуденном зное. Хрупкий, похожий на бабочку, листок плавно опустился на пятно засохшей крови. Лейтенант Такэда проследил за ним взглядом, поправил круглые очки и только после этого отважился задать вопрос полковнику Китаока, который уже сорок минут изучал место происшествия.

– Обнаружили что-нибудь, господин полковник?

– Да, лейтенант, обнаружил. – Полковник с безразличным видом поворошил жухлую траву наконечником трости и вздохнул:

Кленовый листок

Иссох – близится осень,

Тепла не вернуть.

Полковник Китаока, в распоряжение которого лейтенант поступил двое суток назад, против его ожиданий, оказался человеком образованным и утонченным.

– Иными словами, лейтенант, даже незначительный, случайный штрих, вроде сухой травинки, позволяет переоценить имеющиеся факты.

Лейтенант заметил, как полицейский надзиратель3 и сержант из местного отделения полиции обменялись взглядами за спиной армейского чина. Люди, скроенные из такой же грубой, практичной материи, как их гражданское платье, они искренне недоумевали, зачем военной жандармерии вообще потребовалось дополнительное расследование очевидного самоубийства. Полицейский надзиратель Иппонги, предпочитавший представляться «детектив», работал в полиции уже лет двадцать и мало нуждался в наставлениях. Он достаточно владел методом логических умозаключений, чтобы из неброских деталей вроде свежего шрама на щеке полковника и хромоты, вынуждавшей офицера использовать трость, обоснованно заключить, что вояка совсем недавно вернулся из действующей армии, застрял в столице из-за последствий ранения и тяготится нынешней чиновничьей должностью. Правду сказать, китайские диверсанты, маньчжурские бандиты, даже иностранные шпионы – редкие гости в Токио, вот полковник и продолжает гоняться за призраками былых заговоров с усердием, достойным лучшего применения, торчит здесь битый час в такую духоту! Но открыто торопить офицера Кэмпэйтай4 детектив не решался, напротив, виновато кланялся после каждого замечания.

Лейтенанту Такэда подобные умозаключения не требовались. Он знал, что его командир всего лишь следует рутинной практике, как и надлежит государственному служащему. После прескорбных событий, известых как «Инцидент 26 февраля5», за которыми волна офицерских самоубийств прокатилась по стране подобно цунами, каждый такой случай становился объектом пристального внимания военных жандармов. Особенно, если речь шла о лице, уволившемся из армии аккурат весной 1937 года и пренебрегшим составлением предсмертной записки.

– Подскажите, детектив Иппонги, зачем в садовом грунте делают подобные углубления? – полковник указал на небольшую, но глубокую выемку в земле.

– Не могу знать. Не по моей части вопрос, – потупился детектив. – Здесь надо привлекать профильного специалиста. Эксперта.

– Ясно, – полковник повернулся и принялся ворошить траву на противоположной стороне мощеной дорожки. – У покойного майора имелся садовник?

Садик, в котором отставной майор Сога вспорол себе живот, отличался завидной ухоженностью. Здесь умещались и ступени искусственного мха, и песчаная площадка с садом камней и даже искусственный прудик, обрамленный карликовыми деревцами. Весь садовый инвентарь был аккуратно сложен в специальной деревянной подставке. Естественными границами этого идеально организованного пространства служили стена дома и заросли ив.

– Нет. Прислуга у них была приходящая, в садике покойный майор любил самолично возиться. Он даже жилье ради такого удовольствия сменил, как вышел в отставку, – детектива опередил с ответом юркий, седой как лунь, старичок, невесть как просочившийся мимо стражей порядка. – Прощения прошу, что обеспокоил. Я здешний квартальный староста, в протчее время держу антикварную лавочку и торгую всякой всячиной, а фамилия моя – Накамура.