Вполне естественно, что отец затосковал, лишившись привычного круга общения и милых сердцу развлечений, и решил уехать туда, где позволительно вести прежний образ жизни, – так рассуждал Эмото, разглядывая открытки с видами Парижа и Монако. Во всяком случае, он избежит объяснений с начальством насчет неблагонадежного родственника. Что отец задолжал якудза и поспешно скрылся из зоны досягаемости кредиторов, ему ни разу не приходило в голову.

По гортани лейтенанта прокатилась волна спазма, как перед астматическим припадком, он непроизвольно потянулся к горлу, расстегнул верхнюю пуговичку кителя, и уже предощущал, что расплата за подобное недомыслие будет суровой.

– …Как было отказать? Ведь научный подход сильно меняет дело. Вот я и занял папаше вашему, – почтенный антиквар вернулся к разговору, извлек из рукава стопку векселей, выписанных от семейной корпорации, которую возглавлял отец Эмото, развернул бумаги веером и показал – от нулей у лейтенанта голова закружилась. Но не настолько, чтобы упустить очевидное – печати были отцовские, но заполняли бланки сухонькие пальцы господина Накамуры. Самолично отец никогда не возился с такой ерундой. Почерк был тот же самый, что и в изъятой учетной книге. Значит, у дошлого антиквара имелся солидный, хотя и не вполне законный, приработок. Оставалось зажмуриться и мысленно молиться милосердной богине Каннон, чтобы в качестве выкупа господин Накамура согласился принять деньги.

Деньги – всего лишь бумага. Деньги он найдет!

Арендаторы в хозяйствах хозяйства семьи Такэда бесперебойно поставляют рис по выгодным государственным контрактам на нужды армии, недостроенный папашей монструозный «замок» удалось подлатать, навести кровлю и сдать под военный санаторий, так что перекредитоваться под такие активы Эмото сможет, деньги будут. Но писклявый голосок внутри нашептывал лейтенанту, что седовласого старикашку деньги – как финансовый инструмент – интересуют не больше, чем его отсутствующего родителя.

Зачем он понадобился этим людям?

Лейтенант Такэда старался дышать размеренно и глубоко, даже чая глотнул, чтобы не захлебнуться в приступе нервного кашля.

Господин Накамура спрятал векселя и продолжал:

– Тем более, Кинкити-сан успокоил меня. Так и сказал, сынок, мол у меня подрастает, до того толковый в коммерции, просто как неродной. В крайности он выкупит векселя, вы всяко останетесь в прибыли! Я и не переживал особо, – старикашка горестно вздохнул. – Вдруг: что я наблюдаю? Лейтенант Такэда! Уже в армию записали парня, не ровен час – убьют! Кто ж со мной тогда рассчитается?

– Наших многих, кто покрепче, тоже в солдаты забрили…

– Позабирали через одного! – дружно поддакнули их молодые сотрапезники.

Но заслуженный вояка Накамура тут же одернул обоих:

– Служить в императорской армии большая честь! Многие молодые люди идут добровольцами, как Ито, Акира. Хваткий молодой человек, до службы проживал в нашем квартале, мы ему по-соседски, просто в знак уважения, собрали некоторую сумму и отправили в часть. Ведь это не воспрещается?

– Нет, – ответил лейтенант, пытаясь уловить, куда клонит хитромудрый антиквар.

– Послали ему телеграфным переводом, а вся сумма вернулась обратно. Теперь поди знай – жив он или нет? Не по-людски выходит, господин лейтенант, если служилому человеку даже поминальной таблички поставить некому!

– Но, – осторожно заметил лейтенант, – у него наверняка есть родственники. Им должны были выслать извещение в случае смерти.

– Да, действительно, у него осталась матушка. Никакого извещения ей не было, а писем она давно не получает, адвокат для нее написал прошение, чтобы выяснить, жив ли сынок, – старик принялся что-то искать, извлек на свет сложенный листок, разгладил на столешнице и пододвинул лейтенанту. – Но женщина она робкая, сама подать документ стыдиться. Вы бы отдали бумагу своему начальству, господин Такэда? Ваш полковник, – сразу видно, – человек чести, настоящий самурай – башку мечом снесет с одного удара, так что будет катиться еще много ри