Энни думает о Кристен. О том, что бы та сейчас сказала. В детстве Энни глядела на небо, и оно казалось ей похожим на черное бархатное платье, расшитое бриллиантами. А сестра, укоризненно качая головой, сыпала терминами, такими как «межзвездный газ» или «молекулярное облако». Кристен много прочла о Солнечной системе, и звезды, эти сверкающие алмазы, не имели в ее глазах ничего общего с чудом или романтикой. Энни улыбается. Как два настолько разных человека могли так сильно друг друга любить?

Размотав шарф, Энни смотрит на замерзший пролив Макино. Это ледяное блюдо очень мало напоминает ту голубую ширь, которая приветствовала двух сестер каждый год на протяжении десяти последних лет. После развода двухнедельный отдых на Макино был единственным доступным для мамы вариантом отпуска. Потом она стала зарабатывать гораздо больше, но девочкам все равно нравилось приезжать на остров. «Макино – ваш с Кристен летний лагерь, не буду вам мешать», – говорила мама, но Энни знала, что это только предлог. Дочка никак не могла понять, почему матери не нравится в таком райском уголке и почему она злится, когда кто-нибудь заговаривает с ней о дедушке.

Энни переминается с ноги на ногу, жалея о том, что в аэропорту не сходила в туалет. Вот-вот должен подъехать снегоход, вызванный для нее тетей Кейт. На острове, который гордится тем, что стал местом съемок старого фильма «Где-то во времени»[3], запрещено автомобильное движение, и Энни это нравится. Разрешены только снегоходы, причем с ноября по апрель, когда гостиницы и шикарные виллы пустеют и население сокращается до нескольких сотен.

Зимой Энни была здесь только раз. В первое Рождество после того, как ушел отец. Они с Кристен целыми днями исследовали этот заснеженный рай, а мама все каникулы проболела. Сутками лежала на свободной кровати в тетином доме, задернув шторы на окне. «Ей нужно поспать, – говорила Кейт, закрывая за собой дверь спальни. – Она оправится». Даже удивительно, до чего это не похоже на нынешнюю маму, живущую в постоянной суете.

Шум мотора заставляет Энни встрепенуться. Через минуту к причалу подъезжает снегоход с прицепом.

– Энни Блэр? – спрашивает водитель, перекрикивая двигатель.

Энни кивает. Мужчина глушит мотор. Становится так тихо, что она слышит, как стучит у нее в висках. Он снимает шлем и протягивает ей руку:

– Кертис Пенфилд. Мы с тобой и твоей сестрой встречались прошлым летом, но ты, наверное, не помнишь.

Как не помнить симпатичного мужчину лет сорока: сняв рубашку, он мыл свою парусную лодку, когда Энни и Кристен гуляли вдоль причала. Крисси даже пустила в ход свои чары. «Я бы с ним того…» – сказала она. Энни хлопнула ее по руке. Мол, во-первых, он годится тебе в отцы, а во-вторых, ты уже «того» с Уэсом Девоном.

– Запрыгивай, а я пока пристрою твой багаж, – говорит Кертис, похлопывая холодное кожаное сиденье. Энни садится, он грузит в прицеп первый чемодан. – Мы с твоей мамой давным-давно знаем друг друга. Кстати, как она?

– Хорошо.

Внезапно Энни чувствует себя виноватой. Хорошо ли маме на самом деле? Или ей одиноко, оттого что дочь без нее уехала на остров Макино?

Кертис надевает шлем:

– Ну что? Прокатимся по «ледяному мосту»?

Ледяным мостом называют полоску прочного льда, которая тянется через воды пролива, соединяя остров с материком. Вдоль нее расставляют елки, не раскуп-ленные перед Рождеством.

– Это ведь безопасно?

– Надежда выжить есть. Но все, кто пересекает пролив по льду, действуют на свой страх и риск. А ты рисковая, да?

– Рисковей некуда! – усмехается Энни.

И надевает шлем, стараясь, чтобы Кертис не заметил, как у нее дрожат пальцы.