После смерти Лорда Даниэля, Аннет забрал к себе его сын Оливер, который к тому времени уже успел жениться и обзавестись собственным домом. В то время молодая семья как раз ожидала рождения первой дочери.
Ни Оливер, ни Джессика никогда не делали различий между своими детьми и Аннет, но впитавшая в себя нравоучения Эмми, та всегда знала, что не сможет стать дочерью для рода Стефании и вопреки ожиданию Джессики, не стала называть её мамой, а Оливера отцом. С детства обращалось к ним так же, как и Эмми: милорд и миледи. Хотя такое обращение к хозяевам принято было у прислуги, и Оливеру не нравилось слышать подобное из уст воспитанницы отца и названной его сестры, но он смирился, видя, что девочке сложно называть их иначе.
Из миловидной малышки Аннет превратилась в красивую девушку. Оливер, понимая, что несёт ответственность за её судьбу, решил подобрать подходящую для неё партию. Но замужество совсем не интересовало Аннет.
Далила и умерший Иссая воспринимали Аннет кем-то вроде дальней родственницей, а вот для Лавии она стала настоящей нянькой. Бóльшее удовольствие Аннет доставляла возня с малышкой, нежели выбор предлагаемых женихов. И на время Оливер перестал говорить с ней о замужестве. Но как только Далила обручилась с Хенкелем, то и с Аннет взяли слово, что согласится она выйти замуж за первого, кто покажется Оливеру достойным.
***
Хотя Аннет совсем не нравилось то, что собиралась предпринять Далила, она молча шла за последней представительницей рода Стефании, потому как другой семьи не знала.
Подойдя к дому Тросканни, Далила посмотрела на единственное закрытое окно, находящееся в спальне Хенкеля.
– Он верил мне! – радостно воскликнула девушка. – Верит!.. – добавила она, вбегая в дом, уверенная в том, что Хенкель жив. Аннет вошла следом. Не останавливаясь, Далила побежала на второй этаж, зовя жениха:
– Хенкель! Хенкель! Ты дома? Это я!
Дом ответил тишиной. Далила добежала до комнаты юноши и распахнула дверь. В ней царил полный порядок. Зайдя и осмотревшись, Далила с облегчением выдохнула и, подойдя к шкафу, начала перебирать вещи, подбирая себе по размеру.
Аннет поднялась следом за Далилой. Заглянув в комнату и убедившись, что там не побывали ведьмы, она направилась в спальню младших сестёр Хенкеля: близняшек Оливии и Марии.
В семье Тросканни было много детей. Три сына и пять дочерей. Мать семейства умерла несколько лет назад. Старшие два брата и три сестры жили отдельно и имели свои семьи. В доме, кроме Хенкеля, оставались его отец и две младших сестры. Аннет стояла в их комнате и смотрела на страшный разгром со следами пожара. Изуродованное тело хозяина дома лежало у разбитой и сожжённой балконной двери. Всё говорило о том, что и тут побывали руки ведьм и девочки похищены. Старший Тросканни, видимо, услышав ночью свист и крики, бросился к дочерям. Но опоздал. Руки ведьм уже орудовали через открытые двери балкона, и попытки отца спасти дочерей только разозлили страшных созданий.
Аннет не заметила, как Далила подошла сзади.
– Нам надо сходить в Замок, – негромко, но твёрдо, произнесла она.
Аннет, вздрогнув, оглянулась. Девушка стояла рядом и смотрела на мёртвое тело взглядом, напоминающим своего отца. Она всегда походила на лорда Оливера, но сейчас – пережив утрату близких, она словно повзрослела, став почти его копией. Наверное, он именно так и выглядел, когда был юношей. Взгляд, скулы, волосы… Казалось, Далила даже стала выше ростом.
Изменилось не только лицо, но и что-то внутри и будто это заставляло девичий характер становиться жёстче, сильнее.
Далила переоделась в комнате Хенкеля и подстригла волосы. Одежда мешковато висела на её тонком стройном стане, но всё же, от девушки в Далиле почти ничего не осталось. Даже царапины на щеках, что нанесла себе острыми ногтями, когда кричала от боли над телами родителей, сильнее придавали лицу схожесть с парнем. И если бы сейчас кто-то увидел Далилу, не знавший её раньше, то едва ли усомнился, что перед ним не юноша. Теперь рядом с Аннет стоял молодой воин. Именно воин, потому что такой взгляд бывает только у солдат и рыцарей.