Через три дня, что я провел на острове, мы довольно сносно начали общаться. Конечно, о правильных оборотах речи было рано думать, но небольшие предложения Луна была в состоянии сказать. Жаль только, что душевные состояния, погодные явления и все то, чего не возможно было коснуться, объяснить мне удавалось с трудом. Я даже пытался научить ее математике. Складывать и прибавлять фрукты и ягоды она могла с большим удовольствием, а вот отнять у нее что-то, чтобы показать принцип вычитания, было невыполнимой задачей. Она сразу хмурилась, била меня по рукам и не подпускала к съедобной наглядности.

Однажды, в очередной раз придя на берег, я переоделся в припрятанные мной чьи-то необъятные вещи, ловя на себе удивленные и заинтересованные взгляды караулившей из-за кустов девушки. Снятые вещи я прополоскал и повесил сохнуть на свое произведение архитектурного искусства.

Каково же было мое удивление, когда вслед за мной к воде деловито подошла Луна и принялась полоскать тряпки, принесенные с поляны. Закончив стирку, она нашла несколько торчащих из шалаша веток и аккуратно развесила на них белье. Это было потрепанное и истлевшее в нескольких местах длинное широкое платье, некогда бывшее синего цвета. Девушка чересчур бережно разгладила на нем все складки и на секунду прижалась к влажной вещи щекой. Этот жест удивил меня.

Я подошел к Луне и, показав рукой на трепетавшее на легком ветерке платье, вопросительно поднял брови. Как еще показать знак вопроса, я не придумал. Луна поняла, о чем я спрашивал, стала еще печальней, чем когда прижималась к тряпке. Но пропасть недосказанности между нами тяготила и ее, поэтому, смахнув слезу с прекрасных глаз, она распрямила плечи и резво направилась обратно к поляне, поманив меня за собой. Повторного приглашения я не стал дожидаться и пошел следом, стараясь не упускать из виду длинные черные пряди ее волос, мелькающие между пышно цветущими кустарниками.

Мы остановились на знакомой поляне, где был ее дом. Луна подошла к черепам, стоящим на камнях и, взяв самый первый в руки, прижала к груди. Смотреть на это было странно, но я ждал хоть каких-то объяснений ее действиям.

– Мама, – печально прошептала девушка, протянув последнюю букву.

Она держала в руках останки своей матери! Если бы было рядом место, куда можно было плюхнуться, то я немедленно бы это сделал, столь неожиданным было все происходящее. Но неминуемая встреча еще с каким-нибудь ползучим гадом была не в моих планах, поэтому я остался стоять, невольно открыв рот от удивления. Девушка же продолжала экскурсию в свое прошлое. Подойдя к перевернутой лодке, она села на нее, положила рядом с собой череп и согнула руки так, словно в них был младенец. Затем, она перенесла остальные черепа на лодку и устроила их парами. Передо мной словно всплывали картины из ее прошлого, так яростно работала моя фантазия. Вот лодка, гонимая безудержными волнами, пристает к берегу необитаемого острова. Четверо крепких молодых мужчин спускают весла и выпрыгивают в воду, чтобы вместе подтянуть лодку с остальными пассажирами к песчаному берегу. Их смуглая кожа блестит на солнце от пота и водяных брызг. Из лодки поднимаются четыре женщины, одна их которых кутает в пестрое тонкое одеяльце синеглазую пухленькую малышку. Видение померкло от громкого стука. Луна с блестящими глазами и свирепым выражением на лице стояла на конце лодки и методично опускала и поднимала длинную тонкую ветку на доски возле черепов. Я в недоумении уставился на преобразившуюся девушку. Она же разыгрывала целое представление для своего единственного зрителя. Только зритель оказался не очень понятливым, теряясь в догадках.