Три вещи есть, не ведущие горя,
пока судьба их вместе не свела.
Но некий день их застигает в сборе,
и в этот день им не уйти от зла.
Те вещи: роща, поросль, подросток.
Из леса в бревнах виселиц мосты.
Из конопли веревки для захлесток.
Повеса ж и подросток – это ты.

Это стихи сэра Уолтера, написанные им в Тауэре и отправленные сыну, тому самому, который потом погибнет от индийской стрелы где-то возле устья Ориноко. И это всё о нем. «Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай» (Шекспир).

Английский морской разбой при Иакове (а потом и при Карле Первом) переживал безусловный упадок. Отдельные морально нестойкие личности колобродили во Флибустьерском море, но исключительно на свой страх и риск, под вечной угрозой петли на нок-рее. «Морских собак», располагавших государственной «крышей», долго не было. Английское каперство расцветет пышным цветом только во второй половине столетия.

Завтра будут праздники, а пока – пляшет сердце по-за ребрами гопака…

И в правление Иакова объявился крайне колоритный персонаж, заслуживающий отдельного рассказа. Рядом с «морскими собаками» Елизаветы его все же никак нельзя поставить, но личность была яркая, елизаветинцы наверняка приняли бы за своего.

Знакомьтесь: Генри Мейнуэринг. Не дворянин (ни один источник не называет его сэром), но безусловно джентльмен из хорошей семьи – окончил юридический факультет Оксфорда. Однако юридическая карьера его, сразу ясно, ничуть не прельщала – и молодой дипломированный законник завербовался на военный флот, где как джентльмен быстро дослужился до офицерского чина. Но и там непоседливому молодому офицеру было скучно. Его явно вдохновляли елизаветинские «морские собаки» – и Генри решил последовать их примеру.

Кадры у него на такой случай были: в Плимуте, где он служил, Мейнуэринг неведомо каким образом заработал нешуточный авторитет у тамошних кабацких завсегдатаев, среди которых было немало моряков, дезертиров с военного флота, всегда готовых отправиться в море за добычей. «Мы не сделали скандала – нам вождя недоставало. Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». В данном случае энергичный и авторитетный вожак нашелся. Сколотил команду из отпетых личностей, и она начала вынюхивать по кабакам, не отыщется ли подходящее судно.

Таковое нашлось: двухмачтовый корабль из Антверпена – как раз и груженный оружием для берберийских корсаров, обосновавшихся под крышей тунисского бея. Команда состояла всего-навсего из 15 человек, вовсе не вооруженных. Когда половина команды сошла на берег, их якобы невзначай перехватили ребятки Мейнуэринга и в ближайшем кабаке напоили вусмерть. Голландцы не имели ничего против. Потом вся бандочка поднялась на борт и без всякого шума, не привлекая внимания, вырубила всех, кто был на корабле. Об их участи точных сведений нет, но, учитывая последующее поведение Мейнуэринга, можно предположить, что им не перерезали глотки, а бесчувственными побросали на набережной – или, что более вероятно, высадили где-нибудь на пустом берегу. Захватив корабль, орлы Мейнуэринга преспокойно снялись с якоря и подняли паруса. Никто и внимания не обратил – в большом порту никто особенно не приглядывается к соседям, в точности как постояльцы большого отеля.

Мейнуэринг взял курс на Тунис, куда и предназначался груз, справедливо рассудив, что ворон ворону глаз не выклюет. И не ошибся – берберийцы из города Мрамора (игравшего в Средиземноморье ту же роль, что в Карибском море Тортуга и Порт-Ройял) оказали «гяурам» как собратьям по ремеслу самый радушный прием. Груз купили за приличные деньги, приютили и накормили. Какое-то время Мейнуэринг в Марморе и базировался, совершив несколько удачных абордажей. Прослышав о перспективном молодом человеке, его звал на службу тунисский бей, а потом, в качестве капера, и испанский король.