Рефлекторно коснувшись кистей, я вяло работала челюстью и не спешила менять столь унизительное положение. В таких делах спешка – враг. Самый настоящий. Лучше вообще не делать резких движений.

– Встать не можешь? – последовал новый вопрос.

Голова гудела, но, в целом, я верила в себя. По моим предположениям, с такой задачей я была в состоянии справиться.

Вот только стоило сесть и чуть напрячь ноги, как мышцы живота стали толкать жёваную бумагу обратно к горлу, и я таки подавилась.

Нет, ну, накаркал же, гад такой!

Чудом откашлявшись и не низвергнув душу наружу со всем содержимым желудка, я отчего-то уверовала в своё бессмертие.

– Нет, ну можно было хотя бы воды мне предложить, а? Что у вас за порядки такие?! Представляю, сколько в этой темнице людей передохло от такого безразличия! Вообще уже! – громко и строго выговаривала я, с трудом борясь со рвотными позывами.

– Вода и лекарь ждут вас выше. – хмыкнул старший инквизитор, подтверждая мои опасения.

Всё же темница… Эх, а я уж, грешным делом, понадеялась на штаб какой-то или другую досудебку… Постойте!

– Спасибо. Не прошло и одной закупорки дыхательных путей, одного сотрясения мозга и одного ушиба колена! У вас что, в темницу всех без разбора сажают? Досудебных помещений не предусмотрено в столице?

– Много говоришь. Надоедаешь. – жутким, зловеще-змеиным шёпотом проговорил мужчина.

Я сначала подумала, что мне послышалось… А потом решила сделать вид, что я вообще ничего не слышала!

Вот вообще не факт, что я бессмертная. То, что я не старею, ещё ничего не значит. Не хотелось бы так безрассудно использовать свою, возможно, единственную попытку проверить своё предположение. Жила в неведении и ещё поживу. Уж лет десять-пятнадцать точно.

– Ведите меня тогда. – глухо обронила я, засунув свою гордость куда подальше.

Шли мы недолго. В расположенных по обеим сторонам грязного, до жути неровного коридора решётках мне мерещились чьи-то лица. До жути пугало то, что никаких других заключённых я так и не смогла увидеть.

Ну не могут законники настолько хорошо выполнять свою работу, а преступность быть на таком низком уровне, что у них, в их столицах, темницы пустуют. Тут кто угодно испужался бы.

Очень несвоевременно мне вспомнились кадры из военных фильмов о расстрелах. Холодный пот выступил тут же и всюду!

Подозревая неладное, я оглянулась. Здесь, в окружении пусть и немногочисленных, но горящих факелов, видимость была куда лучше, чем в тех казематах.

Мужчина следовал за мной по пятам, опустив голову, но, словно почувствовав мой взгляд, поднял глаза на меня.

– Что?

Я не нашлась что сказать. Я вообще не нашлась – я потерялась!

У инквизитора оказалась впечатляюще привлекательная внешность. Немного смуглый или просто не утративший загара, он был обладателем роскошной гривы густых, тёмных волос, потрясающе “красноречивых” бровей и чуть крупноватого носа. Те самые “красноречивые” брови будто вместо него дополняли его короткий вопрос: «Чего тебе надобно, блаженная? Чего ты таращишься на меня? Ступай, куда велено и не глазей, куда не велено!».

– Дверь. – обронил он.

Но было поздно.

Моя многострадальная тушка встретила преграду плечом и ухом.

Перед глазами отчего-то снова заплясали цветные пятна. Вроде бы и не сильно ударилась, а неприятно сделалось всё равно. Тело, в отличие от моей гордости, можно сказать, вообще не пострадало.

Стоит ли говорить, что дальнейшее я проживала сугубо через призму стыда и самобичевания?

За дверями оказался новый коридор и пять дверей. Я приметила первым делом, самую высокую и массивную, прикинув, что через неё лежит путь к свободе. Но вошли мы в самую первую!