– Сейчас я тебя научу, как правильно варить пельмени, – Сеня хозяйничал на кухне, – это вам не просто взять, сварить и вытащить. Правильные пельмени – это чучвара!

Он поставил на плитку кастрюлю с водой, которую наливал отмеренными стаканом порциями. Заставил вытащить из холодильника всю зелень, что есть, и, увидев пакет замороженной петрушки и укроп, которые регулярно заготавливала мама, одобрительно кивнул. Остальное вновь пришлось раскладывать по отсекам холодильника.

– Вот… – он одобрительно заглянул в кастрюлю с закипающей водой и начал набрасывать туда специй. – А самое главное, опускаем аккуратно пельмешки и ждём, когда всплывут. Потом секрет в том, что надо не дать им свариться окончательно. Слегка «аль денте», как говорят итальянцы про свои макароны!

Он забраковал поставленные мной на стол большие плоские тарелки.

– Не, не пойдёт. Нужны глубокие. Пельмени же с бульоном будут, – и махнул головой в знак одобрения, когда я показал две глубокие пиалы, в которых обычно мама готовила салаты. Он вытащил шумовкой пельмени, разложил их по тарелкам, залил бульоном и сверху насыпал ароматной зелени. Выглядело так аппетитно, что аж в животе заурчало.

– То-то же, – улыбнулся Сеня, услышав этот звук, – приятного…

Мы наелись до отвала. Я осоловел и решил немного вздремнуть. Сеня включил телевизор.

Ближе к вечеру меня разбудил телефон. Пришло сообщение из банка.

Посмотрев на сумму, которую мне перечислили за работу, я свистнул. В комнату зашёл Сеня, и вид у него был удивлённый. В руках он держал свой телефон.

– Интересно, что мы там откопали, раз нам так привалило, – он ещё раз перечитал сообщение, словно не веря тому, что видел, – ну это же не золотые доспехи шведского короля?

Я и сам был удивлён не меньше его. Особенно если учесть, что я почти не работал, а получил в три раза больше, чем было написано в договоре.

– Живём теперь, – улыбнулся я.

– Живём, – грустно отозвался Сеня. – Я тут у тебя ещё поживу, пока хату найду? Или могу в гостиницу съехать, теперь есть на что.

– Не, ты чё, живи. И не торопись съезжать, мои-то вернутся ещё совсем не скоро. А нам, – я наконец решился завести этот разговор, – надо кое о чём потолковать.

Сеня внимательно посмотрел на меня и уселся напротив на кровать. Видимо, мой голос выдал всю серьёзность предстоящего разговора.

– Знаешь, тут такое дело, – я всё тянул, не зная, с чего конкретно начать, – там, на раскопках, когда меня укусила змея, кое-что произошло…

Сеня сидел и смотрел на меня в упор. Я не мог прочесть хоть какую-то мысль по его глазам, хоть какую-то эмоцию по его лицу. И тогда я, сумбурно и непоследовательно, но выложил всё. И про брошь, и про мои эксперименты. И о том, что, возможно, и с ним происходят непонятные вещи, на которые мы найдём способ повлиять. И что я читал о подобном. Я взял книгу со стола, где утром её положил, и отдал оторопевшему Сене. Он молчал, и это меня пугало.

– Ну, хочешь, я тебе сейчас покажу, – я открыл настежь окно и высматривал в опускающейся темноте хоть что-то, на чём можно было ему доказать правдивость своих слов.

Ларьки уже были закрыты, с крытых торговых прилавков всё убрано, и лишь на углу, на крыльце у кондитерской, распивали что-то два забулдыги.

– Вон, смотри, – показал я рукой Сене на двух примеченных мной алкоголиков, – вон… у них там, кажется, что-то лежит. – Сеня сидел на месте. – Ну подойди, посмотри!

Он нехотя встал и приблизился. В распахнутое окно врывалась свежесть летнего вечера. Зажигались фонари, и слышался смех молодёжи, гуляющей по улице. Мне стало страшно: «А вдруг не получится?» И пока этот страх не разросся, я вытянул вперёд руку. Как и раньше, сначала ничего не происходило, затем я раздвинул и напряг пальцы – и постепенно пространство стало меняться. Вот я уже вижу мужиков очень близко, они пьют водку, и у каждого в руке по пластиковому стакану, а на закуску, на газетке, разложены помидоры, ломанный на куски хлеб и конфетка. Слышу, как один из мужиков, посыпая надкушенный помидор солью, гнусаво напевает: