Тревога в экипаже нарастала. Стойкое предчувствие неприятных событий висело в воздухе, когда ожидаемо, вспыхнуло очередное аварийное табло.

– Командир, горит табло «Опасная вибрация» – мгновенно доложил Соколов, заметив изменения в индикации.

– Двигателю малый газ, экипаж, приготовиться к выключению второго двигателя! – приказал Бабич, убирая его РУД в крайнее заднее положение.

Руки лётчиков замелькали в разных направлениях, быстро манипулируя бесконечным множеством кнопок и тумблеров, подготавливая бортовые системы к работе в нештатной ситуации. Дождавшись команды командира, бортинженер перевёл рычаг выключения двигателя в положение «Останов».

Последовавший короткий низкий звук турбины, резко замедляющей своё вращение, неприятно резанул по напряженному слуху всех обитателей кабины. Одновременно уставившись на панель контроля, лётчики с волнением наблюдали, как падали в ноль стрелки приборов и загорались один за другим аварийные индикаторы.

– Игорь, доложи об отказе и запроси снижение до семи двести. С таким весом и остатком топлива мы не сможем оставаться на десяти тысячах.

Соколов на английском языке запросил диспетчера.

– Семь тысяч двести разрешили, дождавшись ответа с Земли, объявил он через минуту.

Бабич перевёл самолёт в режим снижения высоты.

– Олег – обратился он к штурману.

– Расстояние до КПМ?

– Порядка тысячи двухсот.

– Это около двух часов, большую часть прошли, включая море. Возвращаться не будем, тянем в Хмеймим. Озвучил принятое решение командир.

Не сговариваясь, на несколько секунд все замолчали, и в наушниках воцарилась тишина. Каждый думал о чём-то, о своём.

Первым молчание нарушил штурман.

– Командир, сто метров до горизонта.

Бабич посмотрел на высотомер и, наклонившись к автопилоту, установил задатчик вертикальной скорости на нулевое значение. Автопилот послушно выровнял самолёт, а стрелки высотомера замедлив движение, вскоре замерли на отметке семь тысяч двести.

Скользя взглядом по безжизненным приборам контроля неисправного двигателя, Соколов думал о том, что могло бы произойти, если бы командир промедлил и не выключил его вовремя. В памяти всплыл трагический случай из собственной курсантской юности, произошедший с его однокашником на третьем курсе лётного училища. Тогда, во время самостоятельного полёта на учебном L-39, из-за отрыва лопатки турбины полностью разрушился двигатель. На этапе резко возросшей вибрации, курсант растерялся и не выключил его, как того требовала инструкция, а когда понял что произошло, было уже поздно. Спастись, к сожалению, ему не удалось. В процессе разрушения, разлетающиеся во все стороны элементы турбины, крайне опасны. Одна из таких железяк угодила в парня ещё до раскрытия спасательного парашюта.

Стараясь отогнать дурные мысли, Соколов повернул голову и посмотрел в боковое окно. Прямо под самолётом море, наконец, уступало место суше. Ровная береговая линия уходила вдаль и где-то там, в непрозрачной голубой пелене, соединялась с горизонтом. Параллельно берегу, узкой зелёной полосой тянулась предгорная равнина, густо усеянная

небольшими селениями, утопающими во фруктовых садах. По мере удаления от побережья, благоухающая зеленью низменность, быстро видоизменялась, превращаясь в сплошь изрезанные глубокими ущельями, крутые склоны северо-западных гор Ирана. А ещё дальше, практически прямо по курсу, величественно возвышался потухший вулкан Себелан. Создавалось впечатление, будто его белая, покрытая снегом вершина, высотой почти в пять километров, находилась выше уровня полёта. Соколов даже взглянул на высотомер, убедиться, что это не так. Высотомер, как и прежде, показывал семь тысяч двести метров. Снова посмотрев в боковое окно, он заметил, как от макушки одной из многочисленных гор, в изобилии разбросанных внизу, отделилась тонкая полупрозрачная белая нить. Быстро увеличиваясь в длине, она стремительно приближалась к самолёту.