Я обвел взглядом комнату, и мной овладело какое-то тяжелое состояние. Мы оба вздохнули.

И тогда моей руки что-то коснулось. Рука матери. Я поднял взгляд, и ее заплаканные глаза встретились с моими.

– Пожалуйста… – прошептала она.

Я промычал что-то невнятное: хотел возразить, но не мог. Мне было жаль ее. И жалость выковыривала из меня волю.

Мама встала и, оправив полы летнего платья, светло-зелеными и залитыми слезами глазами снова посмотрела на меня.

– Поехали, дорогой, – сказала она, и я уже не мог сопротивляться.

С Беатрис я попрощался по телефону. Мы никогда не устраивали встреч перед отъездами, потому как нами в такие моменты овладевали эмоции, способные подтолкнуть к ссоре. А ссориться нам не хотелось.

Мама собрала два чемодана белья, куда также забросила фен и утюжок, и связала стопку любовных романов, какими зачитывалась перед сном. Я решил взять с собой только пакет с футболками, трусами и носками (в одних и тех же штанах я ходил тогда круглый год), а из книг – «Надвигается беда» Рэя Брэдбери[9], «Жребий Салема» Стивена Кинга[10], «Время возврата бюллетеней» Ричарда Матесона[11] и «Пожиратели мертвых» Майкла Крайтона[12]. Журналов я брать не стал.

В моем подсознании десятками игольчатых червей, отчего становилось с каждой минутой все больнее и больнее в области висок, роилось ощущение (или даже предсказание), что мы не задержимся у бабушки. Отец оставался дома, и это не могло не тревожить маму как хранительницу очага. Так что я даже с самим собой заключил пари на то, что у бабушки мы с мамой не пробудем и более суток…

Уезжали мы из Брэндона со смутным ощущением того, что что-то мы все-таки забыли. Нет, не отца. Лично я не собирался видеть его чаще, чем раз в неделю. Мама, думаю, тоже не была рада даже слышать его голос после частых ссор по причине… чего? Причин не было. Возможно, мои родители ссорились потому, что они не могли без перчинки в сахаре прожить свои жизни. Как и мы с Беатрис. Как бы то ни было, что-то мы тогда забыли.

Отец мой никогда не отличался взрывным характером, но покричать он умел. Будучи военным, он не отличался храбростью, однако был способен ладить с начальством, из-за чего военная служба долгое время приходилась его карьерой. Но в 1967 году, когда умер его друг-генерал Альберт Боткинс и когда в военное подразделение прибыл другой командующий («чертов упырь Джастин Алмейд»), начались сокращения, под которые, среди прочих, попал и мой отец. В спешном порядке родители продали наш дом на окраине Брэндона, в котором я вырос и чуть было не умер от отравления ядом (на спор с друзьями сожрал щепоть крысиного яда; зато выиграл пять баков), и переехали в центр, куда не забыли увезти и меня. Оказалось, в центре дома были дешевле… Отец устроился автослесарем (благо, на военной службе он много работал с техникой) на «МеканикАртс». Заработок его на новом месте работы был значительно меньше, однако отец не жаловался: денег нашей семье никогда не нужно было много, а на других работах отец не продержался бы и более месяца.

Мама, любимица учителей школы Брэндона № 4 и преподавателей филиала Университета Дж. Бинза в Алфаксе, так и не завершила обучения по специальности «Английский язык и литература»: она забеременела мной от отца за год до окончания курса. И нигде никогда не работала.

В новом для себя районе я пошел в новую школу. В школу № 1 Брэндона. Отношения мои с новыми одноклассниками и одноклассницами не заладились, более того – одноклассницы относились ко мне куда лучше, чем очередные придурки.