Остановка во мне – доказательством просит Анна Атталь-Бушуева

Остановка во мне как прямая наверх из конечного шага

бессмертия, что удалённо носит форму выделенной ловкости и

сердца в жизни. Остановлен ли шаг внутри – он будет теперь

доказательством присутствия в этой любви. Опять за часом

будничного, склочного молчания ты остановился и напряг мускулы

на тонком лице. Из него вышли четыре рассказа о ложном

восприятии мира и также ловко согнули по периметру всё своё

снисхождение ко мне. Ты направил свой взгляд и еле движимым

осознанием радости – предоставил мне тень, чтобы улыбаться. Над

твоей ли остановкой войны или внутри культуры самолюбования – я

буду всегда соприкасаться с чернотой внутреннего эгоизма. И тогда,

листая прошлогодние формы тоски по мысли – искать в тебе новые

очертания любви по одной и той же параллели счастья. Начиная

рассказывать о своём прошлом ты не торопишься вычленять главное, но

думаешь, что сегодня самый подходящий для этого день. Как

будто серьёзность ушла на перерыв и тонкими чертами твоего лица

ищет выдумку, как бы обойти сложности в объяснении своей вины.

Над историческим расположением социальной свободы

возвышался кран и он любовал миру только своё косноязычное

зрелище, а потом опускал железный капкан на дно суеверий жизни.

Там скопились мы и очень жаловались сегодня, что не хотим видеть

черноту из предрассудка жалости в себе. Но сердце как всегда

скользило по башенному крану с обожанием и требовало новой

пищи для цинизма. Так опуская раз за разом свой железный намёк

на тонкое чувство юмора – ты дошёл до самого кипения. А потом

остановился и стал необычайно прост, как деревенский парубок из

многочисленной формы доспехов мира. Как изысканный

соблазнитель в чутье французского образа коммивояжёра. За

которым последуют многочисленные стихии и небо в придатке

символизма власти только лишь скажет, что жизнь ещё не кончена.

Также и ты не закончил свой разговор и прощупал много новых тем, но

цинизм остановить не так то просто и выключить свет под

косноязычным темпом любви – ещё труднее. Этот железный кран

внутри скопил много суеверий и стал тебе воинствующим мемом на

пути самого страшного рассудка мира. А остановка в твоих глазах

требовала бы ещё большего отсутствия для гражданской совести

быть настоящим человеком.

Пока ты любовал свой милый сувенир на памяти разного стиля

общения – то вокруг скопилось много людей и один из них громко

провозгласил: «Когда же будет шоу? В каком часу собираться на

подданное представление ужаса и где ваш секрет, в котором вы

стали номер один на планете?» Но затем последовала тишина и

мелкие капли дождя обагрили сонное царство теней, над которым

мы и стояли. Жив до буквально старого и страшного света, где-то

между тысячным поколением ужасов на социальной платформе

вымышленной сказки о предосудительности гиблого мира. О том, как

можно его покорить, сделав только одну остановку на

вымышленной гордости быть славным и удачливым человеком.

Настолько удачливым, что только после неё все вокруг замирают и

дышат, как и культурные коды внутри благородной причины стать

живым. Ещё более живым, чем некогда отошло от суеверных

призраков во внутреннем измерении счастья на планете. И только

тогда этот башенный кран не сбивает свои тщетные цели на пути

облагораживания мысленных аксиом общества. Он дышит, как

будто его движение сливается с человеческой волей и ищет кого бы

поднять на небо и вытащить из страшной рутины себялюбия в

затаённой тенями мира пустоте.

Одна осталась плыть внутри -

Не рыба и не мысли по любви,

Исчадие под тонкой формой век,

Где ходишь неприкаянной игрой..

Ты поднял свой обрывок на любви,

Удачу слов на рыбьей стороне,

Но чешуя не ставит мыслью и одна

Ты продолжаешь плавать в глубине..

Нечётный ряд о буйвола в тебе -

Не красит ад, он вынул этот свет,

А рыба в том – текущая под век

Иллюзия быть формой по любви..

Ей нужен ты, но волей человек

Не страшен сам – он видит по уму,

Когда под чешуёй ты веришь там,

Как ложно останавливал игру..

Не плыть ли ей по водной колее,

Не быть ли правом в истине ума,

Она одна уходит к глубине

И там не рыба по любви – на мне..

Видит в ясном целый день

Зов полуденного слова,

Пишет истины нам в грудь,

Чтоб искусством их согнуть

И упасть под слов надмение

На того, кто жил уже

В этом теле привидением

За особенной игрой..

Отгадай откуда твой

Век в искусстве гордой стати,

Он на ряд стоит и ждёт,

Чтоб ты в ком ему хранил

Эту сущность в тени слов

Над застенчивой улыбкой,

Еле слышной и не зыбкой

От фортуны в сто шагов..

Им идут по склону мира

В грудь расти – основы лиц,

У людей, к которым мило

Ты смотрел на веке слов..

В целом ясный, в том – один,

Над гордыней счастья в пеплах

Ты проходишь, где и тень

В грудь твою откроет мир..

Заземлил путеводный расчёт

И сказал от какого лица

Ждёшь своей интересом писца -

Мимолётной истории в срок,

А под небылью ищет узор

Неприемлемый истины вид,

Что откроет свой формы гранит

По земле, от которой ушёл..

Пребывая над смелой толпой,

Расправляешь ей разом под сны

Растопившие стены искать -

Эту пустошь под образом мира..

А над маской идёт изнутри

Не отбеленный образ войны,

Он трагедия в личности нам

И обычная к сердцу иголка..

Ждёт проблемы и память внутри,

Чтоб достал ты ей сон и покой,

Изводил бы иллюзий надзор

По строению мысли в лице..

Потеряешь ей памяти срок,

А над обществом мило стоит -

Эта пустошь под робостью строк

И смотря изнутри – заземляет лицо..

Московским шумом глав

Ты ценишь этот век,

Что видишь первый раз

На умственном конце

Систем от смерти в нас

И в слово от других -

Ты выбираешь время,

Что видишь первый миг.

Хранишь ему обет,

А сердце в славе ждёт,

Что сном любовь твоя

Не тронет слову лёд,

Бежишь, а рока нет,

Он стал в московской тьме

Иллюзией под формой,

Знакомой только мне.

Опал внутри, как лист

И в точности им взят

Над модой: свет и мир,

Он видит в первый раз

Свой миг внутри тоски

В постигнутом раю,

В котором стал вести

Ты мысль московских благ.

Ответил в это время

И посмотрел не так

Фактурный образ сил,

Он стал тебя вести

По духу в каждой тьме,

Чтоб видеть снова рок

Знакомой формы в нас,

Над временем у срока.

Над небом посмотри,

Там смелый спит фонарь,

Он выбирает шум

В тоске от этих ран,

В московской суете

Изнеженной, как трость,

Под дождиком ума,

Высиживая пропасть.

Чтоб люди не знали какою порой

Ты вышел от счастья по этой заре,

Чтоб тени от общества в целом одни

Не стали твоей унесённой игрой,

Но новому смыслу – сложно вели

Тягучие ветви по рыхлой земле

И чёрной основой сегодня могли

Отнять состояние смерти для нас.

Не знать от какой ты ушёл – до любви

Истории моды и жить под игрой,

Внутри у которой ты тоже – не свой,

А зная сердца – не умеешь сражаться.

Как истина смотришь, не зная меня,

Что рыхлой земле до того не нужны

Внутри одинокие дни – тополя

И смелости формы от роли души.

Не зная тебя – не ушли эти дни,

Они не пропали сквозь миф и обрыв,

Что также не знает остаточный крик,

Внутри от которого – был бы ты блик..

Не угадал, что шёл назад,

Не зная сам куда глаза

Заходят в искорке любви

И перед ней – свободы мир

Не говорит о той мечте

Внутри трагедии о стих,

Он проведёт в её звезде -

Конечный номер о беду.

Где был тот мастер на Земле,

Где охранял свободу лиц,

Пока трагедия из слов

Не поняла, кто этот мир

Над нами держит по себе,

В сердцах приличествуя им,

То слову видимой длины,

То обещанием им быть.

Ты мастер сам и этим ты

Сложил свой воздух по уму,

Ты дух трагедии под стиль

Ведёшь искусством потому,

Что сам над мастью – ты постиг

Свою иллюзию, что жизнь,

Её возьми за этот мрак

И через время в этот стих.

За оконной манерой спеша

Воздыхает тот дух, как душа,

Притворяясь оскоминой лет

И наитием совести блага.

Что не день – обрывает себе

Не покинутый образ любви

И идёт через смерть о шаги

Не покинутой смелости в нас.

Что же сделать на этой душе,

По которой не стало огнём

Проходить пробуждение сил

По духовному имени лет?

А потом, открывая её

Не покинутый дождь – силуэт

Ты идёшь, как и время в окно

Не задвинутой шторы из бед.

Там огни покидают дома

Не заношенной формы свечи,

А благие уходят года

В непроявленный света манер.

Он не думает в жизни о нас,

Не покинет ту участь души

На духовном конце, словно глаз

Откровения в сердце из лжи.

Был бы под парусом клад,

Чтоб его мысль сгоряча

Таяла в черепе честно,

Этим желая понять

Тонкий намёк на себе,

Сердце из мысли о лад,

Был бы ты этому рад

В теле под честный восторг.

Этому видит восток

Чаяние смелости в нас,

Ждёт свой манер и приток

Чести о чудо из фраз.

Черепом смысла беру

Эту возникшую страсть,

Вольностью боли иду

К сердцу от каждого в нас,

Чтобы сиял тот восток

К личности просьбы о свет,

Клада над ревностью лет

В пройденной слову душе.

Без измены и дерзости нет,

Разгоняя безумно года,

Что утонут внутри человека,

Там застыв о приемлемый вес,

Чтобы жизнь не была без тебя,

Как минорное тело поэта,

Как желание сказанных лет,

В постижении долга искать -

Эту осень и письма в ответ,

Посылая от смерти внутри -

Сам не видишь судьбы силуэт,

О который ты пишешь в себе

Философии сложный поэт

Над порядком из сердца души,

Над утопией следа понять

Исторический памятник в нас.

Но без этого вдоха у жизни

Ты не ищешь сам путь, по себе,

Не узнаешь у входа портрет

И поэтому смерти в ответ.

Словно почерк ожил на тебе,