Будущий актёр читал под музыку стихи Мандельштама, грустные, интригующие:

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины…

Этот прочтённый до середины список кораблей – что, что ему помешало читать дальше?! – казался Рите зашифрованной формулой спасения. Но от чего? От бурного моря, жизненных невзгод? Или внезапного чувства, острого, как металлическая заноза, когда-то вцепившаяся Рите в палец на школьной экскурсии по Балтийскому заводу?

Студент читал что-то ещё, но Рита почти не слушала, лишь твердила последнюю строку поразившего её стихотворения: …и море чёрное, витийствуя, шумит и с тяжким грохотом подходит к изголовью… От витийствующего моря, от абсолютно реального грохота волн, рядом, под ухом, по её спине пробегали мурашки.

После концерта, у самого гардероба, она подошла к студенту, краснея от стыда, что не запомнила его имени, и заговорила с ним в самой почтительной и восхищённой манере. Он ответил внимательным взглядом и, улыбнувшись, предложил пройти вместе до метро, а по дороге поговорить о поэзии.

В свете фонарей мерцали сугробы, заводилась лёгкая метель, и Рите казалось, что она может так идти долго, всю жизнь… Она взяла студента под руку, потом они свернули на набережную Фонтанки, шли и разговаривали стихами. Рита осмелела и прочла своё недавнее стихотворение, последний абзац которого ей самой очень нравился:

Но тот, которому дано,
Откроет тихо нашу дверь,
И будет пить твоё вино,
И ляжет спать в мою постель…

Студент легонько прижал её руку локтём, потом, взглянув по-особому, изрёк: «Да у вас просто талант, преступно зарывать его в землю».

Они подошли к освещённому вестибюлю «Гостинки», студент достал небольшой блокнот, вырвал листок и записал ровным почерком адрес. «Приходите в любую среду после шести вечера, обсудим ваши перспективы», – сказал и, не оборачиваясь, исчез на уплывающем вниз эскалаторе.

Только тут Рита сообразила, что так и не узнала его имени, да и он не поинтересовался, как её зовут. Это открытие неприятно поразило, будто они так и не познакомились, а просто болтали, как случайные пассажиры в трамвае. «Я список кораблей прочёл до середины»… А их имена остались в другой половине этого списка, и теперь уже вряд ли будут названы.

Приду в среду и узнаю, успокаивала себя Рита, ещё не догадываясь, как верно она оценила ситуацию. Имена так и не были названы. Сколько она потом ни расспрашивала в канцелярии, списка выступавших студентов найти не удалось. И тогда, в первую же среду, она пришла по указанному адресу.

На звонки долго не открывали, но в квартире явно был народ. Там происходило непонятное: то что-то громко и назидательно, но совершенно нечленораздельно, произносил мужчина, то несколько женских голосов звучало наперебой, а то вдруг устанавливалась мёртвая тишина, будто выключили запись.

Когда слегка обескураженная и раздосадованная Рита уже собралась уходить, дверь открылась. Хмурый парень, с фиолетовой пигментацией на полщеки, буркнул: «Заходи», – и тут же исчез. Рита вошла, двинулась по тёмному коридору на свет и застыла в проёме открытой двери. За ней была обычная комната: с круглым столом посередине, шкафом, диваном, двумя окнами с бежевыми, в лиловых разводах, шторами и люстрой на потолке.

На диване сидела девица, сильно накрашенная и, похоже, подвыпившая. Из-под короткой юбки выглядывал подол комбинации. Она курила и не обратила на Риту никакого внимания. Тут появились ещё две девушки, они подсели на диван и вполголоса что-то обсуждали, на неё не глядя. Потом все трое вышли в коридор, напоследок окатив Риту любопытными взглядами.