* * *
Сухая прошлогодняя листва, —
В том сентябре ты на неё ступала
И что-то ненароком повторяла
Про старый храм, молитву, острова.
Тебя я останавливал, а ты
По осени, как будто по теченью,
Пыталась добежать до темноты,
Где грезилось забытое спасенье.
Здесь никому не сбудется догнать,
И по листве, от мира уходящей,
Я продолжал неистово шагать,
Пытаясь всё застать тебя вчерашней.
И будто в назиданье грянет гром,
И молния тот Дантов круг очертит,
Где мы на миг случились в круговерти,
Настаивая каждый на своём.
А что засим? – Багрянец, свежий след,
И утро всё прохладней, всё иначе.
И осени давно угасший свет
Листвою прошлогодней обозначен.

2019

«Не выйдешь из этого парка…»

Б. Непомнящему

* * *
Не выйдешь из этого парка,
Не выйдешь.
Себя не услышишь, других
Не увидишь.
Но вот одиночество рвётся
Наружу,
В высокие сосны, январскую
Стужу.
К Чудским островам и глазам
Терпеливым,
Где утро и город, как сон,
Молчаливы.
Лишь дождь постоянно грозою
Тревожит.
И день, словно жизнь,
Так мучительно
Прожит.

1997

«Открытки в тихой лавке букиниста…»

* * *
Открытки в тихой лавке букиниста.
Начало века: чьи-то тайны, мысли…
Затерянная истина проста
Так искренне, печально и наивно.
А за окном рассеянные ливни,
И жизнь, как будто с белого листа.

1990

«Скребется мышь по полкам…»

* * *
Скребется мышь по полкам
Января,
Съедая нерастраченное лето.
Лишь крошки встреч – последняя
Примета —
Сметаются. Усталая заря
В бревенчатые истины уткнулась.

2010

«Метели вдруг осиротели…»

* * *
Метели вдруг осиротели,
Земля пошла на новый круг.
Валторны голосом свирели
Весну произносили вслух.

1980

«Заведомо знаю, что будет…»

Евгению Евтушенко

* * *
Заведомо знаю, что будет:
Придут незнакомые люди,
Родные на стол соберут…
Утрата наотмашь ударит,
И боль ничего не исправит,
Пропущенных лет не подарит
Отмеренный Богом маршрут.
В заведомо праведной притче
Свое откровение вычтем,
Уже не пытаясь сложить.
И нету мирских привилегий,
И падают «белые снеги»,
И хочется, хочется жить…

1990

«У зеркала, как тень…»

* * *
У зеркала, как тень, мой непокорый лик,
И маятник за мной кивает мне украдкой.
Качаются дома, меняются дожди,
А мне из облаков на землю пересадка.
Я слеп, я глух, я нем, я страшно сиротлив.
Душа моя юна, а возле лет – осколки.
Я к зеркалу ползу – ещё немного сил,
Ещё немного лет и дней иного толка.
И, кажется, король, а сзади – шлейф шута.
И, кажется, кричу, но голоса не слышно.
И кажется, что жизнь давно уж прожита,
И на стене ружье, но не раздался выстрел.

1985

«2001 год. Я живу в доме Академии наук…»

* * *

2001 год. Я живу в доме Академии наук, на стыке двух улиц – Вавилова и Ульянова, на стыке двух философий – провинциальной и столичной. В начале века, в начале новых судеб. Из наших окон видны окна бывшей квартиры Альфреда Гарриевича Шнитке. В этом микрорайоне живут учёные, переводчики. Особые лица, особая аура. Везде подчеркнуто тихо, и гармонию дней нарушают только квартиранты, которые завоёвывают Москву, быстро привыкая и приноравливаясь к новым правилам.

…Морозные ночи. Ветреное, снежное, позднее начало зимы. Долгие прогулки по огарёвским горам, выход на Москву-реку, подъём к маленькой церквушке мимо сталинских дач, возврат к университету. Там, прогуливаясь с друзьями по тихой аллее, ведущей к старому Черёмушкинскому рынку, можно было поболтать о театре, обсудить сценические версии Федерико Гарсия Лорки, помянуть стремительно уходящую в прошлое эру толстых журналов, знаменитую читающую Москву.

Спустя три года я перееду на Безбожный, он же Протопоповский, переулок и буду уже слушать другую Москву – Москву мещанскую, особняковую. И, переваливая через Садовое кольцо, оставляя за спиной Странноприимный дом – институт Склифосовского, я теперь буду прогуливаться в сторону Чистых прудов.