— Ну так вышло, бабуль…
— Ой не юли, Владислава, не юли мне!
Не говорить же ей, верно? Только волноваться будет, да и что тут скажешь?
К счастью, та не настаивает. Отправляет переодеваться в свою комнатку-закуток. Нахожу ночную сорочку в комодике, до сих пор обклеенном наклеечками моего детства, поверх надеваю халат, еле как справляюсь с завязками, до сих пор не чувствуя кончики пальцев. Мельком смотрю в зеркало и ужасаюсь тому, что вижу: тело в синяках и царапинах. Как работать в таком виде? Ещё решат, что меня избили…
Вспоминаю его почти удачную попытку меня утопить, когда начал вырываться. Хмыкаю… не такая уж и ложь.
Странный он. Зачем на обгон пошёл, зачем прямо перед моей машиной нырнул, зачем выбраться не пытался? Или пытался, а я просто надумываю? Не знаю.
Выхожу на кухню, где меня отпаивают чаем с малиной, замечая мои до сих пор не отогревшиеся ноги. Отправляют погреться у печи, даже приносят вторую кружку туда, всё не переставая причитать и волноваться.
— Совсем себя не бережешь. Точно же натворила чего, а мне не говоришь, будто я тебе не кровна!
— Бабуль, - улыбаюсь, почувствовав, как разогналась кровь по венам, снова делая меня теплокровным существом, - наоборот, я очень тебя люблю. Не волнуйся, ладно? Яша завтра приедет?
Вспоминаю о ненавистном братце только для того, чтобы прекратить расспросы...
— Да какой... снова занят... снова работа... Ты же знаешь, должность у него, деньги большие!
Хмыкаю, зная, какая у него там обычно "работа" и какая конкретно там "должность"... О да, о да! Танцор погорелого театра...
Бабушка же отмахивается и опять вздыхает, пока отхожу от печи, чтобы помыть кружку с её любимыми котиками:
— Спать давай, а то ночь уже.
— Давай, - касаюсь плеча и целую в щёку.
Та успевает шепнуть, положив ладонь на мой лоб:
— Тиной пахнешь, Владислава... не к добру это, не к добру, помяни слово моё!
Пожимаю плечами, чуть отходя в сторону своей комнаты.
— Завтра с утра баню истоплю, и всё уйдёт.
— Там воду с колонки надо таскать, а сейчас что? Так и спать будешь? Что ж случилось-то такое, не скажешь?
— Не скажу, ладно?
Вздыхает, чуть прищурившись. Снимает с себя фартук с вышитыми народными узорами. Вешает его на крепкий деревянный стул и только после находит ответ:
— Люди всё равно судачить начнут, если было что…
— И ладно!
— Я всё равно пойму, Влада!
— Хорошо.
— Ой от чёрта твоё упрямство, от отца твоего! Даже Яшенька не такой... он хоть в матушку вашу, Царствие ей небесное.
Улыбаюсь, чуть дрогнув. Притворно зевнув, киваю, разворачиваясь и тут же уползая в комнату, которую давным давно делила с братом. Но его здесь лет десять не было толком, так что...
Ложусь в постель, зарываюсь в тёплом пуховом одеяле, накидываю сверху ещё одно и поджимаю к себе ноги, только сейчас чувствуя, как чудовищно я устала. Завтра если не слягу, мышцы точно откажут - это пока я ещё на адреналине ничего не понимаю…
Но вместе с борьбой со сном всё вспоминаю его взгляд в тонущей машине. Тот… пугающий.
Хорошо, что мы больше не увидимся. Радует, что он выжил, а то я бы и правда себе не простила.
И здорово, что всё же кинулась и спасла его, наверное.
____
* строчка из песни Popular Monster группы Falling In Reverse. Осторожнее: музыка тяжела.
5. Bad boy / Кто ты такой вообще!?
Разрушение не всегда заметно,
но мир же цикличен, верно?
Тэми.
В больнице прошу у этой светящейся от счастья барби смартфон. Вместо своих цифр, которые та, похоже, ждёт, набираю единственный номер из всех верениц друзей и знакомых. В такой ситуации больше не вспомнил бы никого.
Подношу к уху и натягиваю улыбку, посылая девушке, чуть сжавшей губки, воздушный поцелуй.