Через полтора месяца работы наткнулся на дело брата. На папке под надписью «Дело №1157» стояла печать «ЗАКРЫТО». Начал его листать. С каждой страницей росло отвращение ко всему этому. Раздражала фотография отморозка-токсикомана, досье на него, показания липовых свидетелей. И ни одной строчки, ни одного мелкого упоминания о прокурорском сыночке, племяннике подполковника или других детей и подростков, приближенных к силовым структурам. Ничего. Несколько страниц отборной бурды, на последней из которых стоит косая печать «В АРХИВ».
Перечитал дело еще раз. Есть показания какого-то деда, что сидел на лавочке и видел, как тот самый отморозок избивает брата Данила, оборванные показания родителей, а его собственных показаний нет. «Странно, а куда остальное подевалось?»
Начал искать информацию. Выяснилось, что никаких показаний от Осокина Данила Васильевича в деле №1157 не было, да и само дело никто не помнит. Принес руководству потрепанную папку.
– Так оно уже закрыто, Осокин, – сказал полковник Демин. – Чего ты мне тут дела десятилетней давности суешь. Занимайся свежими, а это подшей к остальным и отнеси в архив.
Осокин попытался поспорить, но было бесполезно. Полковник с нескрываемым раздражением сказал:
– Да много ли вас Осокиных по Томской области? А если по Сибири пройтись? Так что иди и займись полезным делом. Иначе, без премии останешься!
Данилу пришлось отложить это дело. Вот они, защитники слабых и обездоленных. То, что парень умер, а виновные ублюдки на свободе – это уже никого не волнует, есть дела поважнее.
В архив сдавать не стал, убрал к себе в ящик и, когда становилось скучно, перечитывал его раз за разом, пока не выучил весь текст от начала до конца.
Потом решил зайти с другой стороны и вышел на следователя. Им оказался старший лейтенант Дымов Анатолий Варлаамович, иммигрировавший белорус. Работал Дымов в убойном отделе. Осокин решил, что это его шанс.
Прямая просьба о переводе в убойный отдел была отклонена. Нет опыта в раскрытии преступлений, нет высшего юридического образования, нет влиятельных людей сверху, которые могли бы посодействовать. Про последний пункт Осокин додумался сам, потому что видел, как легко шагают по карьерной лестнице генеральские внуки, полковничьи зятья, прокурорские сынки. Последних Данил ненавидел больше всех.
Пришлось идти на хитрость. Благо, в армии научился показывать себя. Первым делом он заглянул в убойный отдел к Дымову. Данил узнал его сразу. Теперь Дымов был капитаном. Осокин вспомнил, как тот приходил к ним домой и разговаривал с родителями, потом поговорил с Данилом. Заверил его, что обязательно раскроет это дело и что всех, кто к этому причастен, накажет по всей строгости закона.
Осокина удивляло то, что все коллеги Дымова в его возрасте уже были майорами, а те, кто больше шевелился, дослужились до полковников. Один только Дымов продолжал сидеть в младшем офицерском составе. «Опер толковый, дела раскрывает хорошо, но почему-то никак не идет на повышение», – говорили о нем.
Осокин стал больше крутиться рядом с Дымовым. Старался чаще попасться на глаза, здоровался с ним в коридоре, заводил «светские» разговоры. В один из дней капитан сказал:
– Лицо у тебя, Даня, знакомое. Где-то я тебя раньше видел… вот только не могу вспомнить.
Данил отшутился, что, наверное, похож на какого-нибудь зека.
– Да нет, парень, не на зека, – покачал головой Дымов. – И давно ты у нас?
– Почти полгода.
– Полгода, – повторил капитан. Он вспоминал. – Нет, намного раньше я тебя видел, парень. Может, ты тогда моложе был. А может и не ты это был. Ладно, не важно. У тебя какое-то дело ко мне?