Директор кадетского корпуса так ему и сказал: «Осокин, раз ты крутой, и можешь себе позволить лупить полковничьих племянников, то разбирайся во всей этой херне сам». Доучиться дали, а после окончания выгнали, не разрешив присутствовать на церемонии вручения диплома.

Все время учебы Данил копал ту историю. Избытого паренька перевели в другой взвод. Да и сам он избегал Осокина, один старался с Данилом не встречаться. Осокин ждал. И дождался. Когда шум после драки улегся, прижал этого сосунка к двери туалета и задал интересующие его вопросы. Оказалась, что половина той шайки была связана с милицией и военными, а когда у родителей хорошие связи – детям дозволено все.

– Ты же в курсе, – говорил тогда племянник, – что если я захочу, тебя исключать из кадетского корпуса.

Он старался держаться уверенно, но его голос надламывался, да и сам племянник дрожал.

– В курсе, – спокойно ответил Осокин. Посмотрел внимательно на него и ушел, не сказав не слова.

Разобраться в этой истории до конца Осокин не успел, пришла повестка в армию. В высшее военное училище его не взяли из-за безобразной характеристики. Попал Осокин в мотострелковую роту. Старшина заметил его сразу. А что, серьезный парень, исполнительный, которому по десять раз не надо ничего объяснять. И так за полгода Данил дослужился до сержанта.

– Ты в технике шаришь? – как-то раз спросил старшина.

– Более-менее, – ответил Осокин.

– Пойдем, будешь танк чинить, – и старшина потащил его в ангар спецтехники.

Ремонт был прост. Снять левую гусеницу, заменить два треснутых колеса и вернуть гусеницу на место. Ничего сложного – крути гайки и смотри, чтобы на голову ничего не свалилось. Но Осокин не доглядел. Не рассчитал с тяжестью колеса. Попытался его поймать, но сломал на руках оба мизинца. Наложили гипс, но пальцы все равно срослись не правильно.

Старшина тогда сокрушался долго, и до конца службы не мог отстать от Осокина.

– Ты ж умный мужик! – говорил старшина. – Не мог попросить никого себе помочь?

Осокин пожал плечами:

– Одни имбецилы вокруг…

– Согласен, – кивнул старшина.

Демебль. Каникулы. После каникул Осокин пошел в Томское областное отделение полиции. Год службы плюс образцовая характеристика военкомата (которой Осокин обязан своему старшине) свое дело сделали. Данила приняли сразу, но затолкали в самый глухой отдел с кучей «висяков» и тоннами бумаги. Постоянные рапорты, отчеты, проверки, и никакой «работы в поле». Только прокуренный кабинет с пожелтевшими стенами, почерневший и расслаивающийся от старости стол, деревянный стул с треснутой спинкой и пятисантиметровые слои пыли на высоченных стопках бумаги.

Осокин не жаловался. Главное, он стал ближе к прокурорскому сыну. Но не прошел месяц, как прокурора повысили и перевили в Москву. Вся его семья поехала следом. А через полгода дошли слухи, что сынок уехал учиться в Прагу.

В участке только об этом и говорили: «Вот, Сергей Сергеевич Савинов, уже до Московского прокурора дослужился. И сын у него молодец, по обмену поехал учиться».

Осокин думал: Макс ведь был его на шесть лет. Прокурорский сын должен быть одного возраста с Максом. Выходит, тому парню двадцать пять лет. А университет заканчивают обычно в двадцать три… «Он на медика, что ли, учиться?» – спросил себя Осокин.

Данил решил, что разницы никакой, на кого учится прокурорский сынишка, и что если и подвернется случай с ним встретиться, сначала даст Савинову в морду, а потом уже начнет спрашивать. И принялся разгребать бумажные завалы «висячих дел». Часть из этих дел нужно было переоформить и сдать в архив, часть же «оставить до срока», дать им вылежаться, в надежде, что появятся новые улики.