– Ну да… Придем.

И мы разошлись. Я шел домой, попадая во все, встреченные на моем пути лужи. Я клял себя последними словами. За что, не знаю сам. Я ненавидел себя и её. Я ненавидел всех! Теперь я точно знал, что обратной дороги у меня нет. Я стану её мужем… Дома мы сидели с мамой и сестрой, и пили чай. Я смотрел в одну точку, не мигая, как удав. Только никаким удавом я себя не ощущал. Лягушкой, это да… Или кроликом. Перед чьей-то открытой пастью.

Интересные параллели перед женитьбой, нечего сказать…

На следующий день, вечером, мы втроем отправились на смотрины, не смотрины, на сватовство, не сватовство… Просто пошли, и всё… Первый раз я шел к ней домой трезвым и днем. Во дворе у Светланы яблоку негде было упасть. Вся её многочисленная родня, соседи, какие-то дети с раззявленными ртами ждали нас, будто цирк Шапито. Я чувствовал себя, словно уж на сковородке. Старшая сестра Светиной мамы, а её, стало быть тетка, придумала спрашивать, а не по любви ли свершается это воссоединение? На что, кто-то булькнул горлом вместо меня:

– По любви…

Да по чему же ещё? Только по любви и можно такое делать. Тут полезли ко мне обниматься какие-то мужики с косыми глазами, дыша луком и самогоном. Поднесли и мне. Не заставляя себя упрашивать, я махнул полный стаканчик крепчайшей сивухи и ситуация начала выправляться. А что? Что с того, что невеста в бородавках? И что зубы у неё во рту не помещаются и кривые, как турецкий ятаган? А я её любить буду…Она мне детишек нарожает…И потом… Жена не стенка, можно отодвинуть…

После второго стаканчика я уже почти любил свою будущую жену, радостно улыбающуюся возле моего плеча.

Й-й-е-х! Пошла гулять, губерния! Да видели мы этих всех, зеленоглазых! Да идет она… Ещё жалеть будет…Водки мне! И коня!

И как дал я жару! Пил со всеми. В обнимку и просто так. Кого-то целовал, клялся в вечной любви, плясал вприсядку и дошел до полного изумления. Проснулся утром, дома, в своей постели с мучительным чувством стыда и полным отсутствием памяти о концовке вчерашнего вечера. На спинке стула висели мои парадные штаны, в грязи и блевотине.

– Нда-а… Кажется, вечер удался на славу…Как бы сделать так, чтобы закрыть глаза, открыть, а ничего и не было…

Пришла моя мама, с красными глазами… Плакала, стало быть… Принесла кружку огуречного рассола. Я пил его мелкими глотками, боясь выронить кружку из трясущихся рук.

– Хорош жених, ничего не скажешь… – Она горько усмехнулась – Уж прославился, так прославился.

– Мам… Ну не надо… Что я там такого натворил?

– Да стыдно мне было за тебя. Ты эту самогонку хлебал с обеих рук. Уж так упился. Мы еле тебя до дома доволокли. А как тебя рвало…

– Я и сам не знаю, что на меня нашло… Мне так было надо…

– Ну да… Надо…

И мама ушла. А я лежал и думал пустую думу, что глупость всё это… Не нужна мне эта женитьба. Не обязан я жениться на Светке. Я её не обманывал, девичью честь не рушил… Надо собираться и тикать в Ленинград. Пока не поздно…

Но оказалось уже поздно. С обеих сторон уже вовсю шли приготовления к свадьбе. И я обреченно махнул на все рукой.

Саму свадьбу я помню, как какое-то постыдное действо, происходившее с моим участием. Главная моя заботы была, чтобы меня не увидел кто-нибудь из моих знакомых. Светлана же, напротив, старалась показаться всем встречным и поперечным. Она потащила всю толпу фотографироваться возле памятника Ильичу, находящемуся в станичном парке. Я готов был провалиться сквозь землю. Это были два дня ужаса… Если бы не алкоголь, то вряд ли бы я все это пережил…

Но все проходит, рано или поздно…

Уехал я в Ленинград новоиспеченным супругом, предполагая определиться с жильем и вызвать Светлану к себе. Как раз приятель мой, Дима, получил отпуск и собирался укатить, с женой и сыном, на свою историческую родину, на два месяца. Его квартира была предоставлена в моё полное распоряжение на весь срок отпуска. И я дал телеграмму…