В таком режиме девушка и работала, пока однажды её коллега и очень хороший знакомый не решил покорить столицу. Мария была очень удивлена, когда спустя время Кравцов позвонил ей и требовательно попросил приехать к нему. Долго думала ехать или нет. Всё решил очередной скандал с маменькой, который та закатила, требуя больше денег. Воронцова давно бы плюнула на всё и уехала, куда глаза глядят, если бы не Дашка, её сестренка. Только ради неё Мария рвала жилы на работе и продолжала терпеть невыносимый характер матери. Переехав сюда, Маша часть зарплаты продолжала высылать родительнице и недавно умудрилась полностью погасить кредит. Учитывая, что местом жительства её достаточно быстро снабдил Донской, да и её бытовые расходы частично брал на себя, то большая часть заработной платы сохранялась, что позволяло Маше даже откладывать на черный день. Сейчас на депозитном счете у неё скопилась вполне приличная сумма. Валерий прекрасно знал о всех её финансовых перипетиях, вот только то, что раньше воспринималось заботой, сейчас казалось попыткой откупиться, подачкой.

— Конечно не нужно ничего объяснять, — Воронцова и сама удивилась как сухо прозвучал её голос, — всё и так понятно. Ты освобождаешь место для своей будущей жены, предварительно избавившись от меня, а мне затыкаешь рот, великодушно позволяя забрать свои подарки. Ну и напоследок трахнул для благотворительности.

Последний факт был особенно мерзким. Всё это время он знал, что женится на другой. Этого Мария простить Валерию не могла. Знала бы Воронцова правду, никогда не позволила бы водовороту страсти закружить её. Донской был безусловно привлекателен, и на тот момент Маша им заинтересовалась, но эта заинтересованность никогда бы не переросла в любовь, знай она правду. Теперь же любовь грозила перерасти в ненависть.

— Я не затыкаю тебе рот подарками, как ты выразилась, просто прошу послушаться голоса разума, — парировал он, — здраво анализировать сейчас тебе мешают эмоции, но как только ты успокоишься, то поймешь…

Договорить Лер не смог. В него полетел телефон, тот самый айфон, что он подарил ей. Не глядя Мария нащупала его на тумбочке и запустила в него. Мужчина успел увернуться, но звук удара айфона об стенку принес странное облегчение. Что бы еще в него запустить?

— Маша, перестань истерить! — он ошалело уставился на разгневанную девушку, медленно вставшую с кровати. Злая, растрепанная и абсолютно нагая. От всегда хорошо себя контролирующей и адекватной женщины не осталось и следа.

— Ты думаешь, у меня нет поводов для истерики? — поинтересовалась она и запустила в него очередной снаряд. Им оказалась изящная статуэтка, привезенная ими с совместного отдыха в Европе. Опять промазала. Жаль. Звук разбитого фарфора наполнил комнату, и Воронцова подумала, что теперь понимает, отчего некоторые женщина предпочитают выяснять отношения с обязательным битьем посуды. В этом имеется своя прелесть. По крайней мере, придает определенный вектор выхода злости, что клокочет внутри.

— Ты безусловно имеешь право злиться, но давай поговорим, как цивилизованные люди, — было видно, что Донской находится в шоке от её поведения. Да и она сама была в шоке, подобные эмоциональные взрывы просто не в её духе. С другой стороны, её никогда и не предавали… Всё бывает в первый раз.

— Злюсь? Да я в ярости! — закричала Воронцова, окончательно теряя хоть какую-то видимость спокойствия. — Ты влюбил меня в себя, сознательно требовал, чтобы я бросила работу, пользуясь моей привязанностью к тебе, мы стали практически вместе жить, а теперь ты решил меня выбросить на улицу словно бездомного котенка, с которым вдоволь наигрался и оказался не нужен. Знаешь, кто ты после этого? Моральный урод! Зачем тебе понадобилась именно я? Зачем уверять меня, что я для тебя больше, чем мимолетное развлечение, чтобы потом унизить до роли временной любовницы? Вокруг тебя полно девиц, которым абсолютно плевать на то, что у тебя невеста и спокойно согласились бы на роль любовницы! Зачем тебе была нужна именно я? Решил посмеяться над провинциальной простушкой? Ты целый год морочил мне голову и лгал, а я надеялась… — она резко умолкла, не желая описывать те воздушные замки, что создало её воображение. Маша действительно думала, что он любит её. — Ненавижу! Как же я тебя ненавижу, Донской!