– Мисс Уэлти? – Голос Уэстона кажется искаженным. – Вам плохо?

Ее глаза застилает туман, она смотрит на него словно со дна замерзшего пруда. «Господи, – думает она, – прошу, не дай этому случиться сейчас».

Она сжимает пальцы на плаще, висящем на вешалке, сосредотачивается на переплетении хлопковых нитей, чтобы удержаться на ногах. Она здесь, здесь, и Уэстон таращится на нее, словно уверен, что она сейчас взлетит. Отражение своего бледного лица она видит в его глазах и замечает, что ее глаза мечутся, как у загнанного зверя. Вынести такое унижение почти невозможно.

Маргарет хватает плащ и набрасывает его на плечи.

– Я в полном порядке. Мне пора.

Уэс в недоумении и вместе с тем немного успокаивается.

– На церемонию?

– Куда же еще – Ей нужен воздух, а не толпы и шумиха, но согласиться проще. Со своим страхом она прожила настолько долго, что знает, как справляться с напоминаниями о нем. Научилась забываться, давать оцепенению проскальзывать внутрь и завладевать ею, подобно призраку. «Пустяки, – сказала она миссис Рефорд, когда та впервые увидела ее такой. – Просто ничего не значащий эпизод».

Немало времени прошло с тех пор, как ее застали в этот момент.

– Можно мне с вами? – спрашивает Уэс.

– Поступайте как знаете, а я вас ждать не буду.

– Ладно, – он угрюмо забрасывает овсянку в рот полными ложками. – Я потом вас догоню.

Как только она выходит за дверь, бодрящий воздух осени овевает ее, туго скрученная в груди паника отпускает. Одной ей легче дышать. Порой с трудом верится, что в этом доме когда-то был не один обитатель, а несколько.

После ухода отца, но еще до того как стены стали гнить вокруг них, мать начала брать учеников. Маргарет не питала приязни ни к ним, ни к их умоляющим, выжидательным взглядам. Было почти смешно вспоминать, как они увивались вокруг нее в надежде на какие-нибудь сведения. Секрета, как заслужить благоволение матери, она не знала. Ничто уже не властвовало над Ивлин Уэлти, кроме алхимии. Что чужак, что родная дочь – все они занимали равное по значимости положение в сузившемся материнском мире.

Ученики появлялись. Изводили ее. Но никогда не задерживались надолго.

Уэстону с его пижонистой стрижкой и расчетливой улыбкой не продержаться против ее матери и двух минут. Повезло ему, что ее нет дома. Пусть лучше его надежды тихо угаснут, чем будут безжалостно выпотрошены. Она вспоминает, как он медлил в дверях, точно настороженная гончая, все еще держа во рту ложку. Когда он разочарован, выглядит так, будто огреб пинка.

Маргарет вздыхает. Пожалуй, она обошлась с ним чересчур невежливо. Не то чтобы он не нравится ей. Просто раздражает его уверенность в том, что для порчи, которую наносит алхимия, он неуязвим. Пока что он кажется добрым, но едва изведает вкус власти, почувствует, что значит воздействовать на саму ткань вселенной, он изменится. Все они в итоге меняются.

Растопырив пальцы, Маргарет ведет ими по траве высотой до пояса, растущей вдоль обочины дороги на Уикдон. На дороге еще сохранились глубокие мокрые колеи от повозки, на которой приехал Уэстон. Она шагает вдоль колеи осторожно, словно по краю утеса, жидкая грязь жадно присасывается к ее ботинкам на каждом шагу. Когда густой лес сменяется открытой холмистой местностью, Маргарет видит машины, несущиеся по приморскому шоссе, и лодки у пристани. Вскоре их захлестнет поток приезжих со всей страны.

– Мэгги.

Она вздрагивает, стремительно хватается за ремень ружья. Но это всего лишь Марк Халанан прислонился к своей повозке, наполовину заставленной банками и ящиками с абрикосами. Маргарет так погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как дошла до фермы Халананов. Рафинадка, его белая пони, уже запряжена и выглядит немыслимо оскорбленной этим обстоятельством. Работать она терпеть не может. Это роднит ее с Отблеском, серым мерином Маргарет.