Поздоровавшись, я протянула ей беглеца:

– Ваш?

– Ой, спасибочки, мой. На всю улицу один такой гулящий. Ещё лапы разъезжаются, а туда же!

Бережно взяв у меня котёнка, женщина указала мне на скамью около забора, и я обрадовалась, что случай свёл меня с любительницей поболтать.

– Вы в Перепетуевскую лавку служить устроились? Что Дунька в прынцессы вышла? Не может сама за прилавком стоять?

– Нет, что вы, в лавке нет наёмных работников, хозяева сами справляются. А я к Пелагее Поликарповне приехала из Коломны.

– Родственница али так, знакомая?

– Знакомая, я по делу приехала, а больше никого в Москве не знаю.

Женщина как-то странно взглянула на меня и перешла на шёпот:

– Ну, и как? В доме-то не страшно?

– Нет, а должно быть страшно? – удивилась я.

– Конечно, если дом, этого, как его, зелёной бороды.

– Какой бороды?!

– Да я всё время путаюсь, может, борода и сиреневая. Сказка есть такая в книжке у Зинкиной внучке, страшнющая, про мужика, который жен своих убивает, и у него борода была какого-то цвета.

– Синяя, – машинально уточняю я, – так при чём здесь дом, в котором я остановилась?

– Да, хоть в горошек, только с чего бы это молодым, здоровым бабам помирать?

– Так вы про Агриппину? Она грибами отравилась.

– Сумнительно, – лаконично возразила моя собеседница.

– Но почему?

– Да потому, что и Пелагея, и дочь её были женщины очень аккуратные и чистоплотные. Если бы, к примеру, Зинка Сердюкова грибами отравилась, это можно допустить.

– Почему Зинка может отравиться грибами, а другие нет? – спросила я и тут же пожалела об этом. Потому что моя собеседница сразу ушла в сторону от интересующей меня темы о моих хозяевах.

– Да Зинка неряха, каких свет не видывал. Позапрошлый год Зинка огурцы солила и из уха прямо в бочку серёжку уронила и засолила её вместе с огурцами. Потом весь дом перевернула, сережку искала, и на свою сноху, Симку, подумала, что она серьгу украла. А когда огурцы съели, пропажа и обнаружилась. Симка и Стёпка, Зинкин сын, так обиделись на мать, полгода с ней не разговаривали. Зинка даже хотела подарить Симке серьги, а они золотые, и…

Забыв о вежливости, я прервала собеседницу:

– Но ведь не только в аккуратности дело, грибы бывают ядовитые.

– Только не у Пелагеи, она в деревне росла, по грибы с детства бегала. У неё ещё бабушка грибами торговала. Так что уж в чём в чём, а в грибах Пелагея разбирается и дочь свою этому обучила. Оно, конечно, в жизни всякое бывает, но всё же сумнительно. Ну, даже если допустить, что Агриппина сама грибами отравилась, то с Меланьей-то как же?

– С какой ещё Меланьей? – робко спросила я.

– Ну, ты, девонька, даешь! У людей живёшь, а ничего про них не знаешь. Это вторая жена Захара.

– Но вторую жену Захара зовут Евдокия, – возразила я. И тогда женщина заговорила со мной тоном, каким говорят с тяжело больными людьми:

– Деточка, Евдокия третья жена Захара, до неё была Меланья.

Макароны на моей голове зашевелились, и я робко спросила:

– Кто такая Меланья? И что с ней случилось?

– Бездетная вдова, они с мужем из губернского города приехали, из какого точно не знаю, сказывали, дом там хороший продали. Муж её хотел извозом заняться, лошадок прикупить, извозчиков нанять душ пять-шесть, видать, деньжата водились. Да заболел, заразился чем-то, вроде, в трактире воды выпил нечистой. Возьми да и помри. А Меланья в лавку к Захару ходила и доходилась. Ну, оба вдовые, дело житейское.

Я слушала внимательно, как любимую сказку в детстве, и нетерпеливо спросила:

– А что потом?

– А потом всё как у людей, ребёночек родился, мальчик.

– Где он сейчас?

– Там же где его мать, на том свете… – Рассказчица поспешно перекрестилась, я исправно последовала её примеру. Я не спросила, как это случилось, слова застряли в горле, но моя собеседница меня поняла и продолжила: – в бане угорели Меланья с сыночком.