Подобно тому как Христос, изведенный νοῦς и ἀλήθεια, был восстановителем и спасителем внутри мира Эонов, а Иисус, созданный Плеромой, – в Огдоаде у Ахамот, так Иисус, сын Марии, стал Искупителем для этого земного мира.

Искупленные через Него становятся причастными Духу; они познают тайны Плеромы, и для них больше не действует закон, данный Демиургом.

Полнейшее блаженство связано с гнозисом; лишь ограниченного блаженства удостаиваются психики, остающиеся при простой вере (πίστις). Им, кроме веры, нужны дела для спасения, тогда как гностик спасается без дел как пневматик.

Злоупотребление этим учением для оправдания безнравственности, особенно половой распущенности, особенно характерно для Марка и его учеников, у которых спекуляция все более погружалась в нелепости и абсурд (Ириней, I, 13 и далее).

На учении Валентина о заблуждении, страдании и искуплении Софии основывается также содержание книги «Пистис София», в которой подробно развивается роман о страданиях этой Софии и приводятся её покаянные и плачевные песни.

Бардесан (сын Дейсана, то есть рождённый у реки Дейсан в Месопотамии), родившийся около 153 года н. э. и умерший вскоре после 224 года, упростил гностицизм, приблизив его к более понятным формам, уже более близким к церковному учению. Однако и он всё ещё ставит рядом с Отцом жизни женское божество для объяснения творения. То, что зло возникает не по природному побуждению и не по необходимости, как того хотят астрологи, а проистекает из свободы воли, которую Бог даровал человеку вместе с ангелами как высшую привилегию, доказывает Филипп, ученик Бардесана, в опубликованном Кюретоном в его «Spicilegium Syriacum» (Лондон, 1855) диалоге «О судьбе» (περὶ εἱμαρμένης, «Книга законов стран») – ясно и убедительно. Как тело обитает душой, так и душа обитается духом.

Религия, выдвинутая персом Мани (который, согласно наиболее вероятному предположению, родился в 214 году н. э., впервые публично выступил со своим учением в 238 году и после почти сорокалетней деятельности пал жертвой ненависти персидских жрецов), представляла собой фантастическую смесь гностико-христианских и зороастрийских представлений. Почти исключительно философский интерес вызывает её дуалистический принцип – изначальное существование злого первоначала наряду с добрым, а также связанная с этим аскетическая форма этики. Также и в человеке присутствуют две души: телесная душа, происходящая от злого начала, и световая душа, ведущая своё начало от доброго. Они повторяют борьбу, происходящую между космическими началами. На совершенных, которые уже здесь должны быть свободны от всякой материи, было наложено тройное печать совершенства: signaculum oris – воздержание от всякой животной пищи и нечистой речи, signaculum manuum – отказ от всякой собственности и любой работы, и signaculum sinus – отречение от брака и половых отношений. Августин, который некоторое время был приверженцем манихейства, позже в нескольких своих сочинениях выступил против него, и эти труды являются главным источником наших знаний о манихейском учении.

В противоположность аристократическому сепаратизму гностиков, с одной стороны, и ограниченной односторонности иудействующих христиан – с другой, формировалась католическая церковь, ведя полемику, но в то же время вдохновляясь на новое творчество; её твёрдую догматическую середину обозначает правило веры (regula fidei), постепенно развившееся из более простых основ, данных в крещальном исповедании.

Флавий Юстин из Флавии Неаполя (Сихема) в Палестине, вероятно, родившийся в первом десятилетии II века и действовавший около 150 года н. э., сначала познакомился с греческой философией, особенно стоической и платонической, но затем, отчасти из уважения к стойкости христиан, которое они внушили ему, отчасти из-за недоверия к силе человеческого разума, обратился в христианство. С этого времени он защищал его как против еретиков, так и против иудеев и язычников, но при этом желал оставаться философом и даже считал, что почти всё христианское учение уже содержится в языческой философии и мифологии. Всё истинное, что можно найти у греческих философов и поэтов или где-либо ещё, учил Юстин, происходит от божественного Логоса, который, подобно семени, рассеян повсюду, но во всей полноте явился во Христе. Однако не всякое откровение он считал одинаково непосредственным: Пифагор и Платон черпали из Моисея и пророков.