В большинстве философских учений, показывает Виндельбанд, присутствуют совершенно ненаучные элементы и ходы мыслей. Это также доказывает только то, в какой незначительной степени действительная философия до сих пор выполняла свою задачу. К тому же можно привести аналогичные явления из истории других «наук», как, например, господство мифологии в истории, алхимии – в детский период химии или период астрологических мечтаний в астрономии.

Следовательно, философия, несмотря на свое несовершенство, заслуживала бы наименования науки, если бы можно было установить, что все, именуемое философией, стремится быть наукой и при правильном решении своей задачи может ею стать. Но дело, по мнению Виндельбанда, обстоит не так. Определение философии как науки вызывало бы уже сомнение, если бы можно было показать, а показать это можно и не так уж редко, что задачи, которые ставят философы и не иногда, а видя в этом главную цель, никогда не могут быть решены путем научного познания. Если утверждение о невозможности научного обоснования метафизики, впервые высказанное И. Кантом, а затем повторенное в самых различных вариантах, справедливо, то из области «науки» исключаются все те «философии», которым присуща метафизическая тенденция. А это относится, как известно, не только к второстепенным явлениям, но и к тем вершинам в истории философии, наименования которых у всех на устах.

Немало таких философов, для которых научный элемент в лучшем случае лишь более или менее необходимое средство для достижения собственной цели философии: те, кто видит в ней искусство жизни, подобно философам эллинистической и римской эпох, уже не ищут, как того требует наука, знания ради самого знания. Но и среди тех, для кого философия есть познание, многие ясно сознают, что достигнуть этого познания с помощью научного исследования им не удастся, не говоря уже о мистиках, для которых вся философия есть только озарение, – как часто в истории повторяется признание того, что последние корни философского убеждения не могут быть обнаружены в научных доказательствах!

В самой истории философии разгорался спор между философскими направлениями. Каждое было склонно только себе приписывать научность и отрицать ее в воззрениях другой стороны. Различие между научной и ненаучной философией – искони излюбленный полемический ход. Впервые Платон и Аристотель противопоставили свою философию, считая ее наукой, софистике как ненаучному, полному непроверенных предпосылок методу.

По мнению Виндельбанда, непредубежденный взор историка признает философию сложным и изменчивым культурным явлением, которое нельзя просто втиснуть в какую-либо схему или рубрику. Он поймет, что в этом ходячем подчинении философии науке содержится несправедливость как по отношению к первой, так как этим ставятся слишком узкие границы ее уходящим вдаль стремлениям, так и по отношению ко второй, так как на нее возлагается ответственность за все воспринимаемое философией из других многочисленных источников.

Но допустим даже, что философию как историческое явление можно подвести под понятие науки, а все, что противоречит этому, отнести к несовершенству отдельных философских систем. Но тогда возникает не менее трудный вопрос: чем же в пределах этого рода отличается философия как особый вид от остальных наук. И на этот второй вопрос история философии не дает общезначимого ответа. Науки можно различать либо по предмету, либо по их методам, но ни то ни другое не может служить общим признаком для всех систем философии.

По-разному понимается и предмет философии. Целые области знания, составляющие для одного философа если не единственный, то главный смысл философии, решительно отвергаются другими в качестве приложения ума философов. Есть системы, которые стремятся быть только этикой. Другие сводят философию к теории познания. Одни системы превращают философию в психологию, другие – тщательно ограничивают ее от психологии как эмпирической науки.