Социальное выражение русской духовности – «соборность». Это достаточно сложная категория, чтобы можно было дать ее однозначное определение. В самом общем виде соборность можно понять как «общность», которая «собирается» или «составляется» из ряда поколений: ныне живущих, ушедших и будущих. Субъектом соборности выступает Русская Православная церковь. Именно Церковь как «центр единения» является главным фактором формирования русской духовности.

В православной культурологии этот тезис обоснован славянофилами [2, с. 198–205]. А. Хомяков, И. Киреевский писали о Церкви как о «духовном организме», а не «авторитарном учреждении», где все подчинено авторитету высшей власти. Авторитет – нечто «внешнее» по отношению к внутреннему миру духовной общности, и потому он не всегда способен объединить людей по свободному волеизъявлению, но только по необходимости, поскольку власть консолидирует людей «механически», а не «органически».

Сущность Церкви, по мнению славянофилов, – «в единстве двух моментов: духовности и органичности, веры и любви». Из учения о церкви следует у славянофилов и концепция личности, духовно-нравственного воспитания, – христианская антропология. Она отрицает индивидуализм, являющийся основанием западных теорий социального прогресса и протестантской этики. Автономная от общества личность, по мнению славянофилов, в духовно-моральном плане ущербна, поскольку в ней разум (рассудочность) не соотносится с нравственной сферой души, что предопределяет ее внутренний разлад.

Индивидуализм как абсолютная свобода самопроявления независимого разума несет в себе начала дисгармонии и хаоса.

Категория свободы является в антропологии славянофилов основанием концепции о «целостном человеке». Если в западной культуре, выросшей на началах рационализма, разум автономен и выступает основанием всего бытия (у Гегеля вся человеческая история трактуется как процесс самопознания абсолютного духа), то в русской славянофильской традиции такое «отчуждение духа» неминуемо ведет к его «раздробленности», где «логическое начало» отделяется от других «сфер души» – и прежде всего от начала нравственного. Целостная же личность формируется только тогда, когда возможно объединение всех сфер души, то есть только на основании веры.

Христианская антропология, как показали славянофилы, занимала центральное место в православной культурологии. Именно в обосновании самобытности русской культуры, отличной от западного «просвещенчества», видим мы сегодня главную ценность славянофилов, – в том, что они стремились создать русскую культуру на основе православия – Святоотеческой литературы (учения Отцов Святой Церкви).

Итак, русское национальное самосознание включало в себя особый символический код – православную веру, и этот символизм проявлялся в историософских идеях – представлениях о смысле исторического развития, для которого были характерны идеи эсхатологии и провиденциализма. Н. Бердяев писал о том, что русская нация формируется как принцип «единения людей в вере» – «единства в вере», и именно это единство тождественно понятию соборности, о котором речь шла выше. Сегодня понятие «соборность» как бы заново входит в социально-политический словарь общественных движений и зачастую определяется как «социальность» – или даже «коллективность».

Как следует из вышеприведенного анализа, такое понимание соборности искажает ее смысл. Помимо уже названных принципов можно отметить главную черту, которая характеризует ее нравственную проявленность: «общее благо», ради которого жертвуют всем. Поэтому главная черта русского самосознания – жертвенность, подвижничество, готовность к «внутреннему подвигу». Именно отсюда выросли народники: «покаяние» интеллигенции, очищение ее перед народом осталось в истории русской ментальности попыткой реализации высоконравственного идеала национального самосознания.