– Обед с семьей – случай важный, – проговорил Аран в свою защиту, хотя и не столь отважно.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Ты ведь ее уже сегодня уделаешь за столом и не потрудишься почистить. Бабушка полпенсии отдала за эту рубашку, имей совесть.
Аран в раздражении открыл рот, чтобы резко ответить или по обычаю нагрубить, но в тот же миг почувствовал уже привычный укол вины в глубине души. Он знал, что Овид прав, но его при этом злило, что он не может даже просто одеться, чтобы при этом не почувствовать себя в чем-то виноватым.
Переодеваясь, он не преминул отметить неосознанные действия, когда, сняв темно-бордовую рубаху, бережно повесил ее на плечики, а не бросил на стул по привычке.
Рудберги жили в часе езды от центра города, в тихом дешевом районе. Их деревянный дом по первоначальному строительному плану подразумевал две спальни, однако с появлением маленькой Руви мужская часть семейства разделила главную спальню родителей на две, сделав в ней небольшую пристройку для комнаты Руви. Спальня сыновей была заставлена лишней мебелью, игрушками, книгами и учебниками, моделями самолетов и прочим, что ни о какой перегородке для девичьей комнаты там речи не велось. Со временем как-то уже позабылось, что родительская спальня когда-то была просторнее, да и говорить было приятнее, что жили Рудберги в трех, а не двухкомнатном доме, потому, даже после того, как Овид и Аран переехали, все по негласному уговору решили оставить все как есть.
Как только братья оказались на пороге дома, из кухни сразу пахнуло заманчивым ароматом жаркого и выпечки.
– Ну наконец-то! Я уж запереживала, куда пропали, – из кухни вышла женщина около сорока или сорока пяти с мелкими трещинками и морщинками вокруг глаз и губ. Она на ходу вытерла руки полотенцем и обняла сыновей. – Совсем дома не появляетесь. А что так долго добирались? Уже обед готов давно, стынет все.
– Это у нас Аран, – незлобно усмехнулся Овид. – Копошился долго.
– Угу, все я опять, – пробормотал Аран.
– Дорогой, тебе подстричься надо, – провела она рукой по голове младшего сына. Он лишь дернул головой от ее прикосновений и, сбросив ботинки при входе, прошел в гостиную. Мать не обиделась. – Смотри, волосы совсем на глаза лезут, ну что это?
– Я потом. А где пап?
– Он в ванной трубу чинит. Она сегодня утром потекла. Филип! Дети приехали!
Аран стоял в холле и покусывал нижнюю губу, хмуро рассматривая торцы полного собрания Драйзера на полке.
– Ну чего вы так долго, я уж есть хочу! – звонко и деловито произнесла юная особа с вьющимися и черными, как смоль волосами. Ее большие черные глаза делали худое вытянутое лицо очень выразительным и контрастным. Шестнадцатилетняя Руви вышла из своей спальни и, бросив взгляд на Арана, который лишь поднял правую руку в молчаливом приветствии, скрылась на кухне, присоединяясь к Овиду и маме.
Он тяжело вздохнул и снова повернулся к книгам. Он чувствовал себя виноватым от того, что не мог найти общего языка с родной сестрой. Когда ему было только десять, а ей шесть, она все время за ним бегала, и мама ласково называла ее «хвостиком Арана». Но он всегда старался сбежать от нее с соседской ребятней, чтобы она, устав и сдавшись, со слезами на глазах возвращалась домой одна. Бывало, часто после его учебных занятий она без спроса появлялась в его комнате с логичным объяснением, что спальня принадлежит еще и Овиду, а он всегда разрешает ей там бывать, но, как правило, Аран пережидал там очередную бурю: либо заново вспоминая утреннее наказание учителя, либо обиженно уединившись после трепки родителей. И, конечно, самое последнее, что ему хотелось при его испорченном настроении, это выслушивать радостное щебетание сестры о том, что она получила пятерку по чистописанию, и что за это мама ей вручила самый большой кекс на обед. Обычно после этого от Арана следовало какое-нибудь язвительное замечание, затем очередные слезы Руви и, как правило, новая трепка от родителей или укоряющее молчание Овида. Много лет спустя Руви сама стала сторониться общения с Араном. Собственно, она просто выросла в очень независимую и немного горделивую девушку, и ей было важно завоевать авторитет среди подруг и просто одноклассников. При таких важных задачах и приоритетах было уже не до брата, с которым и без того разговора без ругани не получалось.