Когда Тарусин понял, что казахи и узбеки, в общем-то, добросовестные и выносливые ребята, то стал доверять им даже больше, чем иным русским.

Тарусин прошел вдоль строя батальона, вызвал к себе ротных, минут пять объяснял им дальнейшие их действия, а потом посмотрел на свои часы и отправил их к своим взводам.

Батальон развернулся в ротные колонны и пошел дальше, навстречу все громче слышимым выстрелам и разрывам.

– Теперь скоро, дядя Вася? – спросил Сережа.

– Раз в ротные колонны развернулись, то, смекай сам, не больше как с полверсты до исходного для атаки… – спокойно ответил дядя Вася. – Да ты и сам смотри по сторонам. Наши позиции проходим, стало быть – за кем-то в затылок нас вводят, развивать успех, как наш Ворошилов говорит.

Прошли одну линию старых окопов, вторую, аккуратно и не торопясь вырытые, даже покинутые людьми, они казались обжитыми. Дальше было открытое с редкими кустами поле, и совсем показалось близко сражение, когда перевалили бугор с нашими окопами – сколько охватывал глаз – какая-то уже не такая земля: вся истыканная воронками. Справа рядом стоял наш подбитый танк, возле которого на корточках сидели два танкиста, еще дальше – второй, и хорошо были видны серые бугорки на обгоревшей траве, словно снопы, разбросанные бурей. Оттуда, куда они шли, не стреляли, но по сторонам хорошо были слышны приглушенные зноем пулеметные очереди и редкие разрывы снарядов. Потом развернулись во взводные колоны, прошли еще метров двести, развернулись в цепь и по команде залегли.

В животе у Сережи стало холодно, словно ведро воды выпил, ноги сделались, как ватные, а руки, наоборот, так сцепили винтовку, что, казалось, не расцепить пальцы, чтобы передернуть затвор.

– А где же немцы, дядя Вася? Ничего я не вижу.

– Отсюда и не увидишь. Там они, на бугре, должно быть. Деревушку видишь за кусточками?

– А где же те, что впереди нас шли? Неужели…

– Кто-то лежит сзади, видел сам, а остальные, наверное, по сторонам отползли, нам дорогу дают. Покури, Сережа, скоро теперь…

– У меня махра кончилась, вчера последнюю извел, крошки остались. Да и не надо, дядя Вася.

Сережа курить толком не выучился, растягивать табак не умел, а вчера с утра

почти весь обменял на кусок сахару.

– Дядя Вась, а что же артподготовки нет?

– Так с утра же садили, не слыхал разве? Может, это и была артподготовка. Или, думаешь, для нашей роты тебе огневой вал сделают?

– А танки, что нас обгоняли, куда делись?

– Я же не на небе сижу, что мне все видно. Что ты все спрашиваешь понапрасну? Может, они в другое место пошли, куда поважнее.

– Вот бы «Катюши» сейчас сыграли… Ты видал их, дядя Вася?

– Как не видал, и над головой сколько раз летали. Это, конечно, сила, что тебе Илья-пророк.

Сережа чуть приподнялся, оглядываясь по сторонам – вся их рота, растянувшись

метров на триста в линию, видна была хорошо. Тускло зеленели каски, все лежали в готовности подняться, слово вот-вот будет команда «Вперед!»

Над головами зашелестели снаряды, сзади отдало эхом, словно лопалось что-то огромное и туго натянутое. Разрывов не было видно, но чувствовалось, что снаряды ложатся плотно.

– Ну, вот и бог войны нам помогает! – сказал дядя Вася, – Ничего, Сережа, это только вставать сейчас будет трудно, а разбежишься – страх пропадает. Ты за мной поглядывай.

– Рота-а! Взво-о-од! В атаку-у! – понеслись над полем команды, и не успели они смолкнуть, как сотни людей почти одновременно поднялись и с первых же мгновений набирая скорость, побежали вперед, не очень-то разбирая – куда точно, к какому ориентиру, главное – быстрее.

Сережа поднялся вместе со всеми, успев ощутить, что он оставил что-то от самого себя на том месте, где лежал, и побежал, всем существом сжавшись, и, казалось, чувствуя себя слитым с плотной единой массой своего батальона. Через минуту зашлось дыхание, заломило десны, подсумки с патронами и лопатка мешали бежать, каска то и дело сползала на пол, по лбу ручейками потек пот, даже глаза были мокрые, и он, то и дело поправляя каску, совсем забыл про свою винтовку, что, наверное, уже надо стрелять, но вот куда – ничего впереди не было видно, все перед глазами расплылось и ходило ходуном.