– Мариш, чо там? – прошипел голос из неведомого мира за дверью.

– Ублюдок обгадился опять! Скотина: жрать ничо не жрёт, но срёт по десять раз в день.

Я увидел дитя её глазами. Испуганный мальчишка с неестественно крупной головой, извивающийся, как дождевой червь на сухой почве. Медсестра морщится, достаёт из-под головы подушку и прижимает к лицу малыша. Требует:

– Спи, я тебе говорю, СПИИ!

– Может подмыть его? А то сейчас всех разбудит, – упрекнула напарница.

– Михальцова заступит и помоет. Скажем, что утром обделался.

Максиму нечем дышать, содрогается в спазмах.

– Ладно. Живи, ублюдок, – рявкнула мучительница и убрала подушку.

***

4 июния 2003 года

Рибята миня пастаяно дранзнят. Они гаварят что я ТУПИЦА. Адин раз я слышал как мидсестры называли миня АТУИСТОМ. Я ни знаю что такаойе АТУИСТ и спросил у Лины что эта значит . ана сказал что это значит что я адарённый и ни такой как все. Ана мне всигда все обяснсяяясняет ана добрая толъко грусная. Я спрасил иё пачему ана грустит. А ана сказала что всё харашо и штоб я не валнавал ся

сигодня я праснулся от того что рибята миня намазали зубной патстой потом они щипали миня. я раскзалл все Лине и она отругала их. Рибята сказали что я ябида и сигодня ночЪю мне будит плохо

***

Знаешь, меня с детства окрестили ублюдком. Шершавое слово, будто мякоть грейпфрута царапает язык. От горького послевкусия твоей молодости сводит рот. Прозови человека единожды, и несчастный будет морщиться даже в гробу.

Выродок, нечистокровный, сукин сын: такие ласки я заслужил? Гибрид человека, больная особь. Я понял позже. Взбесился, пытался порвать с порченой родословной.

Но тогда, в прошлом, всё казалось естественным. Дети искренни, называют вещи своими именами. Никаких обид: лишь святая наивность и слово, вырезанное на предплечье канцелярским ножиком.

Я сорняк жизни на твоей могиле, мам. И мы встретимся вновь в аду. И тогда я найду в смелость спросить: стоили часы кайфа страшной цены, уплаченной мною в дань порокам, сожравшим ваше поколение? Или я просто УБЛЮДОК в обгаженной кроватке, забывший своё место?

***

Я боялась пациентов. Вздрагивала от жуткого гогота и глума посреди ночи. Трусилась, уловив леденящий кровь плач.

Нам вживляли тревожность, мнительность. Верь себе и врачу: он божество.

Страх внутри больницы – основа выживания и отсутствия трагедий, коими слезится история стен из красного кирпича. Двери отделения должны быть всегда закрыты. Ключи при себе на цепочке. Не дай бог попадут в руки пациентов. Мы ежедневно проверяли комнаты. Перерывали тумбы и кровати в поисках режущих предметов: щепок, спичек или проволоки. Лицемерили: были вежливыми, доброжелательными, но НИКОГДА не поворачивались к больным спиной.

Коридор смерти… Кровавый лабиринт. Палата номер два: чудовище, расчленившее грудничка кухонным ножом на глазах жены. Стена безумия, рубашка с зашитыми рукавами.

Палата номер четыре: убивал гомосексуалистов, насилуя «розочками» бутылок.

Номер семь. Растлил восьмилетнюю девочку, порезал сухожилия и совершал коитус с ещё агонизирующим телом. Меня преследовал его похотливый, плотоядный взгляд.

Шизофреник из десятой задушил престарелую мать, размозжил голову молотком. Вырезал груди и половые органы, вскрыл брюхо, наслаждался внутренностями. Досуг каннибала – мочиться в угол, молиться в том же углу.

Тринадцатая… морил голодом подростка, насиловал, довёл до суицида. Тело сжёг, мастурбируя на запах горелой плоти.

Пятнадцатая… Семнадцатая… То, что я рассказываю ВАМ, людям с большой земли, покажется фантастикой, сценарием для низкопробного голливудского ужастика. Но реальность страшнее, ОНА рядом. Колется холодом, кусает. А пена на губах оставит белесый налёт, склеит губы.