Как общий разум грибницы больные детки преследовали единую цель: найти лучик света в плесневелом подвале. Бороться, не сгнить.

Почему брезгливые стервы не утопили беспомощного кутёнка в ведре? Неестественно большая для новорожденного голова всплывала бы. Ноздри конвульсивно раздувались, черпали воздух. А каучуковое забрало вантуза загоняло глубже под воду, пока капельки жидкости не проникнут в лёгкие. Под предсмертный хрип растворятся в атмосфере крайние пузырьки воздуха. Ведро с посиневшим телом сольют в помойную яму вперемешку с отходами столовой.

Твари с рождения прививали, что у меня «злая» кровь. Мысль, как прион поселилась в мозгу, годами стачивала подкорку. В ноздрях по сей час теплится запах латексных перчаток. Мама, а я ведь до трёх лет ни разу не ощущал тепла и нежности человеческой руки…. Лишь холодную резину, пропахшую спиртом. Может поэтому, впоследствии, я находил последнюю пристань на дне стакана.

Мнительные медсестры истерили, если кто-нибудь поранится. Выгоняли в холодный коридор, чтобы провести тотальную обработку и кварцевание. Дезинфекция длиной в жизнь. Убивает медленно и мучительно.

Будучи ребёнком я выпускал колючки, используя главный козырь. Рисовал красным фломастером ранку на руке. Верил, что это отпугивает плохих людей, вроде оберега.

***

Истории болезней велись фиктивно. В большинстве случаев силами медсестер переписывалось что-то из ранних эпикризов других пациентов, зачастую уже покойных. Подопечные получали неправильное лечение, от которого нарушалось и без того шаткое душевное равновесие. От постоянных передозировок больные страдали паническими состояниями, наедине с внутренним зверем помышляя о суициде. Страшно подумать, что подобная терапия – чей-то план по уничтожению злокачественной опухоли человечества.

Цифровая эпоха, словно мотылёк, бьётся о стекло и кирпичные стены, но не нашла лазейку. Человек догнивает на погосте, а душа переродилась пыльной папкой в архиве. Вся жизнь в десяти-пятнадцати страницах эпикриза. Абзацы – ушедшие в пустоту годы, чернила – горечь и боль пациентов, демоны души. Жирная точка в конце вместо могильного креста. Сырой подвал архива стал братской могилой неприкаянных душ.

Врачи изображают работу, убеждая больных в том, что они больны. Ежедневный обход проводится еженедельно и напоминает снисхождение богов с Олимпа. «В аду всё спокойно»: любят шутить они между собой, распивая кофе в ординаторской.

Пациент палаты номер шесть – особенный «гость». Доктора, стервятники, вцепились в полумертвую жертву, стремясь выковырять кусочек пожирнее. От лошадиных доз психотропов и скорой потери личности парня спас незавершенный следственный процесс. Происходящее за дверями «пыточной», куда отвозят больного на допрос, тайна для непосвящённых.

Любопытство сильнее страха, подогреваемого сплетнями и байками. Я осторожно подглядывала за узником сквозь окошко.

Я была принцессой, он драконом. Но вопреки сказкам монстра заточили в башне, а Рапунцель бродит кругами, не в силах штурмовать исполинские стены. Я видела в бездонно-карих глазах тоску и страдание. Ощущала аншлаг эмоций, разрывающих изнутри. Сканировала душу: там нет зла. К чёрту слухи, его подставили!

В большом зале лояльным пациентам разрешают неазартные игры: монополию, шахматы, лото. Имеется потертая скрипка, глина, пластилин и краски. Удивительно видеть, как жестокие люди познают искусство, самовыражаются. Выходит коряво, но на десяток любителей найдётся профессионал, подаривший гениальную симфонию души доселе глухим кирпичным стенам. Хор душевнобольных может растопить даже ледяное сердце.