Однако через полгода он сказал: «Все. Ты никогда не сможешь забыть мужа. Я постоянно чувствую его присутствие. Для тебя он единственный мужчина. Потому – точка».
Он был прав, этот добрый, чудесный алкоголик Славка.
Общаясь с ним при муже, отвечая на его звонки в магазине или у друзей, она не скрывала, что говорит с мужчиной. Да это и дураку было бы понятно.
Но мужу было все равно. Он не упрекнул ее ни словом, ни выразительным взглядом. Никакой реакции.
По-прежнему только: «подай», «принеси», «спасибо». И всё.
Она нравилась мужчинам, она это прекрасно знала, потому что была веселой, озорной, безбашенной, игривой.
Но она не нравилась сама себе. Потому что после ухода Славки она решила, что нежеланна для всех мужчин.
Она больше не женщина. Она никто. Значит – нечего стараться.
И прошло еще несколько лет. С вечерним алкоголем, с новыми книжками по личностному росту, поисками себя и с нежеланием что-то менять.
Она пристроилась рядом, растворилась в муже, забыла, кто она и что из себя представляет. Лишь бы все было как всегда.
Идея с новой квартирой была ее.
Нехотя муж согласился, не обещая помогать по ипотеке.
Выбирали вместе. Ей понравилась сосем другая квартира. Двухуровневая, светлая, просторная. Муж не смог договориться с хозяином, в итоге психанул и сказал, что берем ту, которая нравится ему.
Она согласилась. Да, меньше, да, район хуже, да, у нее снова не будет кабинета…
Ремонт сделали прекрасный. Помогала знакомый дизайнер. Умница-девочка, которая просто чувствовала, что хочет новая хозяйка.
Уже перевезли вещи, книги. Можно было начинать новую жизнь, на которую она все еще надеялась… Но…
– Здесь все по-твоему, – сказал муж. – Здесь нет места для меня. Потому я остаюсь в старой квартире.
– Это развод? – выдохнула она.
– Да, считай, что развод.
И она осталась одна в пустой и красивой квартире.
Сколько дней она плакала?
Сколько дней не вставала с постели?
Сколько выпила алкоголя?
Пока дочь не вырвала из рук бокал и не вылила остатки вина в раковину.
Ее увезли к психотерапевту. Но она не могла говорить. Просто беспрерывно плакала.
Потом молча положила деньги за прием и ушла. Да и чем ей могла помочь эта уставшая женщина в русском платке на плечах, если у нее самой бесконечная печаль в глазах?
Говорят, что время лечит.
Вранье это все! Оно лишь притупляет боль. Как бы размазывает ее на большее пространство. На эту боль можно натолкнуться везде: нечаянно открыв альбом с фотографиями, взяв тарелку, подаренную в день свадьбы, перебирая платья, готовясь пойти в театр… Воспоминания настигают тебя. И снова боль наваливается с прежней силой. Мир снова теряет краски.
Так любить нельзя.
Конечно, нельзя. Только как добиться этого «нельзя»? Если каждая клеточка помнит, тоскует, ноет, переживает?
И что в итоге?
Боль перешла жить туда, где когда-то начиналась любовь. Она превратилась в узлы, в спайки, многочисленные миомы, кисты. Чтобы в итоге уничтожить любовь. Выгнать ее из тела. Хотя бы из тела. Иначе погибнет сам человек.
Открылась дверь.
– Пора!
Она в последний раз взглянула на солнечный зайчик.
«Пока! Скоро не будет боли. Не будет обид. Не будет меня прошлой».
Как бы отвечая ей, солнечный зайчик затрепетал и рассыпался на сотню солнечных бликов.
И все озарилось, словно само солнце целиком вкатилось в палату.
Но она уже не увидела этого. Потому что плотно закрыла за собой дверь.
Старый приемник
Я просыпаюсь под звуки моего любимого романса.
«Динь-динь-динь – колокольчик звенит…»
Ангельский голос уплывает к небесам, мне хочется заплакать, я прижимаю к себе плюшевого медвежонка, который остался после выросшей дочери.