Муж?

Не понял, не оценил, и вообще – гад!

Дети?

Слишком много времени отнимают, а смысл? Уже большие, справятся!

Да, они ушли, справились, выжили.

Только тебя, Надька, нет!

Ты сгорела за год.

Тот самый год, когда стала начальницей и доктором наук.

Тебе принадлежал весь придуманный тобой мир.

Только себе ты уже не принадлежала.

Болезнь тебя просто съела.

А может быть, это твоя заплаканная душа перестала сопротивляться и подставлять тебе свои крылья?

Вот и все.

Надька, моя Надька…

У меня осталась фотография, где ты в шубе из чернобурки. Самоуверенная, яркая, дерзкая. Всем на зависть.

Я не успела получить твою визитку с золотым тиснением и подписью «доктор медицинских наук Надежда Л.».

Ты – подержать в руках ее успела.

Только взамен на жизнь.

Не слишком ли дорогая плата?

Бог тебе судья, Надька.

Я так и не научилась называть тебя по отчеству…

В светлой больничной палате было тихо. Она была одна. Через несколько минут ее повезут в операционную. А пока она рассматривала солнечный лучик, который то замирал в углу под потолком, то начинал медленно кружиться. Совсем скоро она наконец-то попрощается со своей болью. Женской болью, которая останется в прошлом. Потому что у нее сегодня самая женская операция, после которой она уже никогда не станет больше матерью. Никогда.

А пока можно просто полежать, не думая, не переживая, не оглядываясь в прошлое.

Прошлое.

Прошлое.

Любовь в прошлом, которое и нужно сегодня отрезать. Навсегда.

Так будет лучше. Сколько можно тянуть этот груз обид, недосказанности, горя, страданий?

«У нас с тобой больше ничего не будет. Я не хочу тебя. Можешь уходить, можешь оставаться. Только никаких поцелуев, касаний, объятий. Тем более – близких отношений. Делай что хочешь. Заводи любовника, уезжай надолго. Мы просто родственники. Или соседи. Как тебе удобно».

Она ехала на дачу и рыдала. Когда ее остановил гаишник, она даже не поняла, в чем дело.

– Вам плохо? Вам помочь? Дайте ваши права, я предупрежу напарников на дороге, чтобы они вас, если что, проводили.

Оказывается, она забыла права. Гаишник велел ей вернуться за документами, а лучше остаться дома. В таком состоянии не нужно садиться за руль.

– У меня теперь нет дома, – почему-то сказала она.

Гаишник тяжело вздохнул. В любом случае за документами нужно вернуться.

Добравшись через несколько часов на дачу, она растопила печь, налила бокал вина и тихонько завыла.

Как старая собака, которую хозяин больно пнул и вытолкал за дверь.

Вина не хватило. Пришлось идти в магазин в другой дачный поселок. Ей было все равно. Никогда она не чувствовала себя такой больной, разбитой, никчемной, ненужной.

На следующий день она вернулась домой.

По дороге обрила голову в первой попавшейся парикмахерской.

Если волосы – это главный женский сексуальный символ, то пусть она будет лысой! Если ее не хочет собственный любимый муж, то пусть она для всех будет уродкой!

И потекли дни. Со стороны все выглядело как обычно. Они ходили вместе на выставки, принимали гостей, путешествовали.

Только ночью муж отодвигался от нее на край кровати, не разрешая даже прижаться к нему.

Поначалу она еще пыталась как-то гладить его, прикасаться к нему, но он резким движением убирал ее руки.

От обиды, боли, унижения она сжималась и долго ворочалась, еле сдерживая набегающие слезы и готовые вот-вот прорваться рыдания.

Она по-прежнему любила его. Ей был нужен только он, только его губы, его руки.

Именно тогда у нее появились первые боли внизу живота.

Гинеколог напрямую сказала: «Не будь дурой. Какие твои годы, заведи себе мужика».

Она попробовала. Славка был классный, но, как оказалось впоследствии, запойный. С ним было здорово, если не брать в расчет то, что раз в месяц его увозили на «скорой» и откачивали под капельницами. И снова он был успешным бизнесменом, хорошим начальником, отличным другом и любовником.