Колонны, опоясывающие зал, были покрыты сложной резьбой и символами, рассказывающими о великих деяниях Мардука и истории его почитания. В полумраке они казались словно живыми, охраняя древние секреты. Высокий алтарь, вырезанный из цельного камня, стоял перед статуей, на нём горели лампады, освещая древние письмена. Лёгкий свет факелов отражался в драгоценных камнях и позолоте, подчеркивая величественное богатство этого места.

Трое жрецов, облачённых в белоснежные одеяния, укрытые синими накидками, подошли ближе к статуе, чтобы не тревожить покой храма. Их лица были мрачны, а голоса – тихи, чтобы не разбудить могущество, дремлющее в этих стенах. Они обсуждали план, который мог изменить судьбу города.

Первым был Зардухт, Верховный Жрец и хранитель знаний Вавилона, человек с лицом, напоминающим застывший камень. Его ум был остр, но в глазах всё чаще проступала тревога, скрытая за маской уверенности. Рядом стоял Эа-Миран, Повелитель обрядов, старший из всех троих. На его плечах лежал груз лет, наполненных служением и жертвами, – груз, который он чувствовал теперь острее, чем когда-либо. Третьим был Шаму-Ур, Глашатай истины и связующий храм с простым народом. В его сердце горел страх за тех, кого он знал и слышал ежедневно, за каждого, кто ожидал спасения, даже если сам Шаму-Ур не мог больше обещать его. Они молча стояли перед статуей Мардука, ощущая, как их вера подвергается испытанию: будущее было туманным, и, как бы ни был силён каждый из них, никому не удавалось подавить ощущение приближающейся беды.

– Время пришло, братья. Кир стоит у стен, и народ видит, что наши защитники утомлены. Кажется, что могучий Мардук отвернулся от нас. Владыка Набонид заботится лишь о своих далеких храмах, а Валтасар – о пирах и золоте. Шепоты о великом царе с востока раздаются повсюду. Люди ждут Великого Кира, как избавителя, – произнёс Зардухт, обведя присутствующих испытующим взглядом.

– Долго мы обдумывали это, и всё же… если решимся, что сможем предложить Киру? Ему нужен не только город, но и уважение нашего бога. Он говорил, что почитает богов всех народов, но можем ли мы этому верить? Не окажутся ли его клятвы лишь пустыми словами? – ответил Эа-Миран, с тревогой сверкая взглядом.

– Может, лучше поддаться воле судьбы, чем стать жертвами разрушений. Мы не имеем ни воли, ни сил сопротивляться. Кир обещает уважать нашу веру… но готов ли народ принять такую уступку? Если он действительно склонит голову перед Мардуком, то мы сможем сделать это с честью. Мы передадим ему ключи города, если это сохранит храмы и жизни наших людей. Лучше сдаться, чем позволить Валтасару погубить нас всех, – добавил Шаму-Ур, глядя вдаль, словно видя судьбу города перед собой.

– Наши условия должны быть ясны. Во-первых, полное прощение для тех, кто остаётся верен Мардуку и готов защищать храм. Во-вторых, полное неприкосновение святых мест. Пусть Кир поклянется перед нашими жрецами, что святыни будут в безопасности, – тихо, но решительно заметил Зардухт, подняв руку, словно призывая тишину.

– А ещё – свободное почитание нашего бога. Чтобы каждый мог приносить дары и молиться, как было всегда. Кир должен понять, что для народа Мардук – защитник Вавилона. Если он жаждет мира, пусть принесет клятву перед богом, – поддержал его Эа-Миран, стиснув кулаки в знак решимости.

– Кир может пообещать всё, что угодно. Кто скажет, что это не станет ловушкой? За что он потребует цену? За верность? За свободу? – с сомнением протянул Шаму-Ур, опустив глаза, словно сомневаясь в собственной надежде.

– Сопротивляться? Ты сам сказал, что у нас нет сил. Валтасар растрачивает казну и войско ради своего тщеславия. Он предал город ещё до того как персы появились у его стен. Вместо заботы о народе и воле Мардука, он предался пиру и роскоши. Его праздники заполнили дворец, но оставили пустоту в сердцах людей. Видит ли он что-либо за пределами собственного золота? – тихо произнёс Зардухт, глядя в сторону, будто обращаясь к Мардуку.